Зарубежная классика

Вероятно, все бюрократические системы абсурдны одинаково, как счастливы счастливые семьи у Льва Николаевича (хотя по поводу семей я все же сомневаюсь). Казалось бы, абсурдистская сатира об американской армии времен второй мировой - где я, где американская армия, где вторая мировая, что может быть дальше. А вспомнишь ряд вполне повседневных рабочих ситуаций - и черт побери, полковник Кошкарт, не сразу узнала вас в гриме. Однако, при всей родственности интернациональной бюрократии, по сравнению с участвующей в боевых действиях армией у системы, к примеру, высшего образования все же полно несомненных плюсов. Уж по крайней мере шансы, что тебе в процессе сто пятнадцатой переделки рабочей программы оторвет к чертям голову, достаточно малы, чтобы ими можно было пренебречь - в отличие от. И постоянное присутствие смерти прямо здесь, на каждой второй странице, вплотную к главному герою, выводит "Поправку-22", при всей комичности ситуаций и остроумии реплик, на совсем другой уровень трагизма.

То есть это, конечно, правда очень смешно, но со временем в смехе становится все больше истерики. Время путается, замыкаясь само на себя, и хотя за сорок четвертым, как знаем мы, но не может знать Йоссариан, неизбежно должен прийти сорок пятый и конец, но он, кажется, не настанет совсем никогда, пятьдесят пять боевых вылетов так и будут превращаться до бесконечности в шестьдесят, семьдесят, сто, четыреста, миллион. А тем временем половины тех, над кем смеешься, уже нет в живых, что делает все веселье несколько похожим на макабрический танец мертвецов, не нынешних так будущих. Жизнь похожа на странный фарс, зато подлинность смерти сомнений не вызывает. В первых главах она еще призрачна и размыта, просто тихое исчезновение в облачке, но чем дальше, тем все кровавее, реалистичнее и страшнее. Но кому какое дело, сколько их еще умрет, если начальство сможет попасть с прекрасной идеей о сочувственных письмах родственникам погибших в "Saturday Evening Post".

Параллели с Кафкой тут, наверно, неизбежны. Но меня после конца чтения упорно преследуют мысли о набоковском "Приглашении на казнь" (которое, впрочем, тоже всегда сравнивают с Кафкой). Ассоциация сугубо субъективная, и стилистически Хеллер и Набоков крайне далеки, и писалась "Поправка" до выхода английского издания "Приглашения", но эта концовка! Впрочем, попытка сравнения в конце концов приводит меня не к сходствам, а к фундаментальному отличию. У Набокова - единственный живой человек в абсурдном кукольном мире, обрывающий в конце концов нити, за которые его пытаются тянуть марионетки. У Хеллера же, при примерно таком же градусе абсурдности мира, все, все они живые, даже если некоторые при этом совершенно тошнотворны. И сам Йоссариан, и жадный гаденыш Мило, и тупое тщеславное начальство, и римские проститутки, и сгинувший давным-давно в облачке глупый умник Клевинджер. И даже труп Трупп, о котором известно только то, что он был убит еще до зачисления в эскадрилью, тоже когда-то был несомненно живым.

В моем описании это все выглядит, конечно, в итоге совсем не смешно, одна сплошная кровавая драма, но вы мне тут не верьте, на самом деле, хоть и кровавая драма, но все равно по-настоящему смешно. Я совсем не думала, что мне может так понравиться сатира на американскую армию - где, как уже говорилось, я, где американская армия... Оказывается, может. Это, честное слово, гениально.