жизненный выбор

Зачем я взялся за этот роман? Должно быть, на меня повлиял недавно увиденный факт: Войнич некоторое время жила совсем рядом, в Воронежской области. Должно быть добавило к этому и то, что ощущение от прочтения того первого далёко-школьного, осталось хоть и смутное, туманное, но довольно неплохое… И вот сейчас, прочитав, я понял, что роман имеет (для меня лично) очень интересную особенность – он оставляет после себя ощущение более приятное, чем во время прочтения. Наверное, это от того, что я совершенно не любитель романтической прозы, особенно такой, середины 18-го века, со свойственным тому времени и жанру пафосом, с наивностью и штампами. Теперь-то я понимаю, почему мне запомнилась только первая часть (особенно расколотое распятье) и третья (особенно муки Овода в тюрьме), а вот вторая полностью из памяти выветрилась – она, эта вторая часть, полностью была не для меня, это сплошная романтика, причём довольно наивная, слащавая, для девочек. Сами посудите, как раскрываются отношения Овода с Джеммой, да и сам Овод-Риварес – момент с брошенным мальчиком, воспоминаниями об увечье, его душевные откровения, болезнь. Ну, настоящая мечта школьницы – резкий, волевой, но с нежной душой, трагичным прошлым, с тайной, благородный и так нуждающийся (скрыто – вспомните момент с его приступом) в женской любящей руке; предел мечтаний – предмет восхищений, интереса и скрытых материнских чувств (и в моменте с побитым ребёнком, и с болезнью самого Овода, например). Я не большой любитель таких вещей (особенно таких – явно нацеленных на эксплуатацию ранимой женской души), что видимо после первого давнего прочтения мой мозг просто решил избавиться от этих воспоминаний…

Хотя, конечно же, под всем этим приторным любовным кремом находится роман о Революции. Да, так, с большой буквы, так как открыто или вскользь книга касается всего её спектра. Тут тебе и борьба либеральной интеллигенции (газеты, памфлеты и тому подобное), и подготовка восстаний, и откровенный террор; она предстаёт тут широким межнациональным полотном (как тот же Овод – он и участник борьбы в Аргентине, и во Франции, и в Италии; и ведь он не один такой «профессиональный революционер»); она тут – борьба и физическая, и духовная, она проходит путь не только от газет к восстанию, но и (и особенно в душе героя) от вопроса религиозной философии до явного богоборчества… Хотя в последнем у меня есть некоторые сомнения. Может это с возрастом у меня восприятие изменилось, но если раньше все эти символы (расколотый крест и т.д.), все эти громкие антирелигиозные слова Овода казались незыблемыми, то сейчас… вроде бы и богоборчески, но тут же – явные библейские аллюзии. Вся жизнь Овода – от борьбы, решение на которую ему пришло во время религиозного откровения (!!!), все испытания судьбы, которые он принял (он же сам себя ещё заранее морально облёк на плен и смерть!); да и решение Монтанелли снять с себя ответственность очень напоминало известную историю о Пилате. Можно было бы сказать, что эта история не против религии, а против папства, против её косности (с чего всё началось – нарушение обета Монтанелли, да и сам Монтанелли вызывает по ходу книги, скорее, симпатию, и временами как бы противопоставляется остальным церковнослужителям). Однако противорелигиозный вопль Овода временами так громок, что совершенно ясен и не требует трактовок… Но… То ли благодаря желанию автора, а может и вопреки, в какой-то момент главный герой начал удивлять меня своей инфантильностью (ну посудите, взрослый уже человек задавшийся мстить всему миру и обидчикам, да ещё самым сентиментальным образом, не вдаваясь в причины произошедшего, перекатываясь на волнах эмоций, и, по сути, по-детски глупо губя свою жизнь, и не только свою…). И тут мне стало казаться, что роман – о фанатизме. И в этом свете другой, более жуткой, показалась мне сцена разговора Овода с Монтанелли в тюрьме. Да это же бодание двух фанатиков! Как страшно наблюдать за этим – за этими жестокими требованиями, за этим слепым желанием подчинить друг друга своим идеалам, за этой болью, наносимой друг другу, да притом при всём, сквозь эти эмоциональные узы которые их связывают (у меня, например, такое ощущение было, что Овод специально хотел сделать больно Монтанелли, пусть даже умереть, но заставить его мучиться) – просто кошмар! К чему это ещё могло привести, как ни к гибели – каждый по-своему, но в муках, трагично. Не знаю, может быть, я и не прав в своей трактовке (а роман в этом плане, кстати, кажется мне не так уж и явным, размытым, не смотря на, казалось бы, явную очевидность), но, сейчас, я просто не могу отделаться от мысли, что роман – о губительном никчёмном фанатизме, способном увести в могилу даже лучших из людей. Да, в романе есть над чем подумать, что трактовать; есть интересные места и познавательные моменты – и в этом он хорош… не смотря на ванильно-любовный драматизм (чувствуется рука женщины девятнадцатого века), на типичное для той литературы многословие, на штампы и бьющий в глаза пафос (один момент руководства собственным расстрелом чего стоит!). Он оставляет хорошее впечатление… после прочтения; а во время самого прочтения он иногда (редко, но бывало) даже казался мне невыносимым. Такие вот дела…