военные конфликты

Не знаю толком, что сказать про книгу «Некоторые не попадут в ад» Захара Прилепина. Я далек от политоты и не хочу даже лезть туда. Понятия не имею, кто прав, кто виноват и что со всем этим делать. Вообще иногда завидую людям, которые четко делят мир на черное и белое. Мне кажется, что им гораздо проще жить. Однако, как мне кажется, мир намного сложнее. Он серый, красочный, радужный. До одури, до жути парадоксальный.

Больше всего роман напомнил мне «Памяти Каталонии» Джорджа Оруэлла, «Огонь» Анри Барбюса и «На империалистической войне» Максима Горецкого. Эти авторы писали книги, перекладывая свой военный опыт «по горячим следам», зачастую прямиком из окопов и траншей. Доведенная до накала публицистика, дотошная и надрывная проза, которая по сути только и может называться художественной. И сразу отпадают все вопросы в предвзятости и субъективности. Автор там был и пережил, какие к нему претензии? Он художник, он так видит.

Да и сам главный герой, которого невозможно отделить от автора, этакий Хэмингуэй на фронтах сражающейся Испании. Вот он ползает под огнем в окопах, вот пьет водку в лучших ресторанах осажденного Мадри... хм, Донецка. На следующий день он уже в Белграде, на яхте великого режиссера Эмира в компании красивой актрисы Моники.

Чего у книги не отнять, так это фирменного прилепинского стиля. Слога, в котором хочется утонуть. Энергии прозы, которая бьет через край. Благодаря ему, герои книги, не плохие и не хорошие, такие какие есть, кажутся симпатичными. Хотя некоторые показанные типажи мне откровенно неприятны, отдельные и вовсе противны. А тут они красивые, веселые, почти родные. Для автора.

«Граф занырнул в армию: стремился туда, хотел попасть; всю срочку дрался; службой остался доволен.

Вернулся из армии. Нашёл девушку, вроде хорошая. Оказалось: невинная.

Приняли решение, что пора. Выбрали день, время – у Графа дома, пока мать на работе.

Девушка: включи свет, я боюсь. Через минуту: выключи свет, я стесняюсь. Ещё через минуту: ты руки помыл? Граф: при чём тут руки?

Возились, возились, тут распахивается дверь в дом, входит товарищ, пьянущий, избитый к тому же. Граф забыл дверь запереть – всё-таки сам немного волновался: не каждый день…

В тёмной прихожей острым углом ко входу стоял шкаф. Друг с разлёту ударился об угол лбом, добив себя. Упал в прихожей, лежит.

Граф оставил девушку. Кровь случилась в этот день, но не её.

Облил друга водой. Друг: «Граф, родной, меня избили – надо пойти разобраться». Друзья часто заходили к Графу в поисках немедленного восстановления справедливости.

Открывшись, друг опять вырубился. Подружка тем временем оделась, молча перешагнула через друга, вышла, больше никогда не вернулась, отдала невинность другому.

Граф бросил на друга мокрое полотенце, пошёл разбираться, – весь в отца.

Примерно понял, кто это. Явился в соседний двор: так и есть – они, четверо, одна девка.

Начал бить троих, девка впуталась, ей тоже попало. Всех победил.

Вернулся домой – друг ушёл, как и не было. Эта – тоже мне – даже кровать не застелила.

Сел на кровать, пощёлкал выключателем. Свет, тьма, свет, тьма.

Битая девка, которая с тремя была, сняла побои и написала заявление.

Граф посоветовался со знающими людьми – ему говорят: тоже сними, их же трое было, с ней даже четверо, – чего на тебе ни царапины? Оцарапайся и сними побои.

Граф недолго думая пошёл в бар, там какие-то неприятные люди пьют пиво; в баре всегда есть неприятные люди, надо только присмотреться.

Сейчас неприятные люди его побьют, и можно будет снять побои.

Граф взял пиво и, проходя с этой кружкой, задел кого-то плечом, ему говорят: «Ты, блять, слепой?» – вроде достаточно, да?

Кружка была в правой, Граф левой зарядил вопрошавшему. Пиво в правой руке даже не расплескалось. Вопрошавший упал. Друзья вопрошавшего говорят: э, брат, всё нормально – извини его.

Вот что за день?..

Допил пиво, пошёл на улицу. До вечера искал: чтоб человек десять было, меньше – не резон. Нашёл-таки, сидят – зверьё, а не дети, только и ждут чтоб кого-то загрызть. Попросил мелочь – так они дали. Попросил закурить – снова дали. Как сговорились. Всю пачку сигарет в карман положил – смотрят, кривятся, но сидят на месте. Пока ботинки не попросил одного снять – терпели. Потом набросились – ну, еле-еле, кое-как, оставили побои.»

Упомянутый здесь Граф, то ли шолоховский Мишка Кошевой, то ли бабелевский Прищепа.

«И Граф говорит: «…всё, что я хочу, – вернуться в деревню и, надев медали, по форме, пройтись по улице, медленно, вразвалочку – мимо всех окон, – чтоб сидели и думали: ой, не зайдёт ли к нам. Не зайду. Но пусть видят…»»

И там, на той стороне, такие же люди. Веселые, пьяные, хорошие, живые. Даже называются они как-то по-хорошему — «Наш несчастный неприятель». И все здесь так — «огромная северная страна» с ее «императором». Случайные взгляды и смс-ки с красивой женщиной на вечере. Малышка, которая катает на коляске безногого инвалида. Забываешь даже, что книга-то страшная. Вот детские гробы например. Это всегда страшно. Вне зависимости от того, на чьей ты стороне.

Вот только даже обвинять некого. Глупо это, бессмысленно. «У меня друг есть лучший, — говорит один из героев, — только он не воюет. Не его это»

Из творчества самого автора можно провести параллели с его первым романом «Патологии». Там герой воевать не хотел, даже искупал свои грехи спасением приемного сына. А тут? Непонятно. Точнее, не совсем ясно. Автор сам не определился. Даже чеченское прошлое снова настигает его известиями о давнем товарище.

«Мне пришло письмо от сослуживца по прежней, давней уже кавказской кампании.

Тот рассказал, что Костя — наш хохочущий, отличный, мужественный Костя, который не так давно просился ко мне в батальон, а я лениво, свысока отказал ему, — застрелился. Лежал в квартире две недели, пока запах не стал невыносимым, — соседи вызвали милицию, те выбили дверь, и вот.»

Вообще «Некоторые не попадут в ад» — это роман о каком-то светлом несостоявшемся прошлом. О рефлексии, что ли. Грусти. Светлой и темной.Такое есть у каждого, война тут не причем.

Это как встречаешь случайно ту самую, на которой когда-то жениться хотел. Стоите, смеетесь. Второй ребенок вот уже есть. Радуешься за нее. И муж у нее хороший. Тот, которого ненавидел и морду бить хотел. И правда ведь хороший. Она же не дура, с плохим быть.

Или друга вспомнишь, с которым когда-то не разлей вода, а сейчас раз в год с днем рожденья поздравишь.

Вспомнишь и ничего внутри, будто и не было. То есть было и было. Прошло.

Как сломанный телефон в пыли под кроватью. Ни огонька, ни света.

Черным-черно