Юлиана Лебединская

Аннотации – зло.

«Лучшие умы Земли собрались в Крыму, в закрытом защитным куполом Наукограде. В нем живут только ученые, которым нет дела до остального населения мира, так называемых «обдолбов».

На самом деле роман Юлианы Лебединской и Игоря Вереснева совсем не об этом. Точнее, и об этом тоже, но и не только.

В «Архиве пустоты» — двойная, если не тройная, антиутопия.

Первая – шаблонная и много раз уже обыгранная: селекция человечества на «элиту» и «остальную массу», постепенно дичающую и теряющую человеческий облик. Правда, со времен Уэллса образ морлоков лишился главного: функциональности. Морлоки Уэллса работают, обслуживая машины, обслуживающие элоев. Развитие науки в течение 20 века привело к тому, что морлоки оказываются не нужны для жизнеобеспечения «элоев». Они – лишние. Их труд не нужен «элите». Их жизнь бессмысленна. Для того, чтобы переработать ресурсы в предметы потребления для «элоев», «морлоки» не нужны. Поэтому лучшее, что могут сделать современные «морлоки», эта бесполезная деталь сегодняшней экономической системы, — как можно быстрее сдохнуть. Людей на планете слишком много, и они все хотят есть, то есть потребляют ресурсы. А вот работы для такого количества людей нет, поэтому нет смысла тратить ресурсы на эту человеческую массу.

Прокормить тех, чья жизнь имеет смысл, можно за счет труда хорошо, если сотой части живущих. Пока человечество изощряется в поисках занятий для этих «лишних». Пока изощряется, а завтра мировое правительство может сказать: «Баста, карапузики, выживайте, как хотите, но в этом мире вам не принадлежит ничего. Ресурсов для вас нет».

Не делает этого только из-за страха быть сметенным массой лишних и голодных. Поэтому ее, эту массу, нужно как-то нейтрализовать, дав иллюзию радости.

Куча авторов придумывала, как обмануть обнищавшее человечество. Большинство склонялось к уходу в виртуальные миры, кое-кто создавал «параллельные» цивилизации из «элоев» — сотрудников транснациональных корпораций, существующих в замкнутом цикле жизнеобеспечения, и «морлоков» — одичавших бомжей, обитающих на гигантских помойках, в которые превратилась поверхность Земли вне зон, контролируемых корпорациями…

В «Архиве пустоты» эта первая антиутопия решена весьма незатейливо и представляет собой развитие идей «Хищных вещей века» Стругацких. Толпы «лишних» существуют в умирающих городах, не имея возможности трудиться, но получая за счет автоматической системы жизнеобеспечения возможность есть и плодиться. Впрочем, трудиться сами «обдолбы» считают ниже своего достоинства, эту мысль внедрили в их сознание, когда они стали проигрывать машинам в конкуренции за право работать. Поэтому вся жизнь «обдолбов» – погоня за новыми ощущениями, которые они получают в основном химическим путем.

В общем, стандарт.

На мой взгляд, придумать что-то новое тут невозможно.

И именно здесь в ромене есть несколько сбоев в логике из-за давления шаблона «умирающего общества потребления». Например, какими «тяжелыми наркотиками» торговала Сэла, если опиаты считаются не просто разрешенными, но «элитными» и даже престижными? Что в этой реальности может считаться «тяжелым»? И вообще – зачем Сэле нужно было чем-то торговать? Остальные обитатели вроде бы нигде не работают… и, главное, не хотят работать.

По идее, большая часть населения Земли в этой вероятностной ветке развития должна существовать на пособия, получатель которых может позволить себе порцию синтетической еды и угол в каком-нибудь муравейнике, а меньшая (и, главное, постепенно сокращающаяся) часть – заниматься администрированием и выполнять полицейские функции. (Кто-то должен еще ремонтировать роботов, но это – за рамками данного конкретного романа). Так что работать Сэле после закрытия института совершенно не нужно. Правда, вся эта история с «подпольным киоском» могла быть «лапшой на уши» обитателям Наукограда… но это, по большому счету, не очень важно.

В общем, первая часть «Архива пустоты» — милая сердцу либералов картина одичания слишком разросшегося человеческого стада. Иного будущего Земли многие и не представляют, надеясь лишь, что оно, это будущее, придет достаточно не скоро, и наши дети будут жить в более или менее пристойном мире.

Конечно, нарисованная картина в определенной мере искусственна, но антиутопия на то и антиутопия, чтобы показывать крайние варианты.

А вот вторая часть значительно интереснее. Человечество одичало окончательно, причем быстро, что избавило Наукоград от риска быть уничтоженным во время какой-нибудь из конвульсий «цивилизации потребления». После этого большая часть человечества, лишенного заботы администраторов и ремонтников (оказывается, кроме бесполезных обдолбов был кто-то незаметных, обеспечивавший функционирование системы) дисциплинированно передохла. «Элита» осталась один на один с проблемой выживания и принялась ее решать «по-либеральному», то есть за счет «унтерменьшей». Действительно, какие права могут быть у тех, чьи предки чуть не погубили планету, и кто выжил только благодаря тому, что на Земле существовал Наукоград?

В общем, интеллектуальная элита оказывается не меньшим дерьмом, чем «обдолбы».

Однако только социальной прогностикой роман не ограничивается. Идеи «архива пустоты», «памяти вакуума», «великого Ноо» после обнаружения учеными частицы «бозона» может стать весьма популярной в фантастике.

По большому счету, эти идеи приводят к смыканию НФ (причем строго научной) с фэнтези и идеей магии как духовной практики (каковой она, магия, и является в реальности). Энергия состояний, эмоций и намерений, информационно-духовные матрицы – все это только начинает обыгрываться фантастами. В принципе, у отдельных фантастов оно было и раньше, но тех, кто писал о цвете ауры или изменении мира с помощью намерения было принято считать фэнтезюшниками… В «Архиве пустоты» идеи взаимодействия ноосферы с разумом каждого человека использованы для абсолютизации конфликта, а образ «ячеек» «архива пустоты» — для попытки найти выход из круга сменяющих друг друга антиутопий.

И еще один штрих, который показался мне важным. В «Архиве пустоты» много «неаппетитных» деталей, вроде свального секса или каннибализма, которые считаются в современной литературе отличительной чертой некого «андеграунда». Но тут весь этот натурализм – всего лишь некий фон, назначение которого – не шокировать читателя и, тем более, не вызывать у него сопереживание. Этот «неаппетитный» фон в сочетании с хорошими стихами – просто бесстрастное описание места действия. Авторам удалось лихо проскочить по грани между пуританской ограниченностью и пошлостью бесстыдства.

Похоже, через весь этот фон реализована мысль о том, что есть вещи, на которые грязь не прилипает.

И – под конец одна из шуток «великого Ноо».

Скачав роман, я решила глянуть фрэнд-ленту в ЖЖ. И сразу же наткнулась на коротенькую запись одного из приятелей.

Наиль – работает на телевидении, омич. Ну, а слово «Омск», кажется, стало в ЖЖ мемом. По крайней мере, про «омские танковые дивизии ГРУ» знают все. Впрочем, город наш действительно забавный. Еще один Интернет-мем – «Уралвагонзавод». Появился в момент «болотной» и нынче сменился словом «ватник». «Уралвагонзавод» — квинтэссенция «ватничества». Так вот, это – название реально существующего предприятия, головного в госкорпорации тяжелого машиностроения. В Омске – филиал, «Трансмаш». «Белые воротнички» — в Тагиле, а у нас – от среднего уровня и ниже. Микрорайон Копотня в Москве, где расположен Копотненский нефтезавод, оказался слишком брутален даже для Олега Дивова, написавшего по поводу этого милого местечка очень эмоциональную зарисовку. Так вот, микрорайон рядом с Омским нефтезаводом считается в городе самым приличным и уютным…

Так вот, Наиль описал свой культурный шок:

«Наблюдал картину, поразившую меня в самое сердце! Сознание можно сказать пошатнулось! Представление о мире изменилось, утро стало солнечным, наступила оттепель вокруг.

Выхожу я рано на работу, с утра пораньше. Идет собака с мужиком. Большая. Ежели ей встать на задние лапы, то передними может на голову мою облокотиться. Ну вот идут они вдвоем такие, я закуриваю, смотрю на собаку. Она остановилась напротив подъезду и... давай (как говорят в армии) прям посреди асфальтовой дороги справлять естественные надобности, у подъезда (как говорят в народе) срать, значится.

Я дымом поперхнулся, потому как куча у нее (простите, кто с утренним булочком за компом сидит) как у среднего бычка.

Но дальше... Дальше мужик, даже не посмотрев на меня, нагнулся и специально заготовленным мешком собрал всю кучу, бросил в пакет, не иначе, как специально заготовленный, и отправились они дальше! Занавес!

Я минуту, вероятно, стоял с открытым ртом. Вот это Америка! Вот это Европа! Откуда они такие не местные?!»

Не знаю, может, я и ошибаюсь, но авторы романа «Архив пустоты» видят выход из ситуации в том, что Дворником может стать каждый, даже если он не имеет никаких особых способностей, чтобы видеть цвета информации в «ячейках». Тут важнее не способности, а отношение к миру и людям…

Нужно просто не пачкать и стараться убирать ту грязь, которая попадается на пути.