тайны прошлого

Что Вы будете делать, если узнаете, что скоро – «Насколько скоро, доктор? Никто не знает…» Вы перестанете узнавать окружающий мир, не будете помнить своих родных и даже не сможете читать столь любимые Вами книги философов и лингвистов. Вам даже перестанут доставлять удовольствие древние рукописи, которые Вы до сих пор не можете держать без дрожжи в руках. И Вы забудете любовь всей своей жизни… Сара, любимая.. mea culpa mea maxima culpa… Я пишу с большим трудом, я устал и часто путаюсь, потому что у меня уже бывают нехорошие провалы в памяти. Как я понял из разговоров с врачом, когда эти листки будут изданы, любимая, я уже стану овощем, не способным никого попросить, чтобы – не из любви, но хотя бы из сострадания – мне помогли уйти из жизни…

Книга представляет собой путаницу воспоминаний и историй, которые главным героем где-то выдуманы, где-то додуманы, где-то по-своему интерпретированы. В своей исповеди он скачет между веками, персонажами, которые к концу книги зачастую сливаются… Как, например, Святая Инквизиция и Гестапо. И это поначалу очень раздражает, потом ты вроде приспосабливаешься, учишься отличать вымысел от реальности, а потом все начинает скакать еще сильнее и за местоимением «он» в том же предложении следует «я» и начинаешь путаться и уже вообще не понимать происходящего. Конечно, это такой художественный прием, который должен показать постепенную деградацию очень умного человека, проигравшему свою жизнь Альцгеймеру Великому. Но у меня создалось впечатление, что и до болезни Адриа Ардевол был слегка не в себе.

Если не обращать внимание на все эти хитросплетения, то в книге две основные сюжетные линии. Первая – это линия героя. Его рождение, его взросление, становление как личности, его любовь, дружба и увлечения. И его вина – сначала в смерти отца, потом в смерти Сары. Это книга о чувстве вины… Потому и исповедь… А вторая линия – это линия появления на свет скрипки Сториони, ее рождение, судьбы ее владельцев, и ее вины в смерти отца Адриа и Сары.

Я даже не знаю, за что браться, о чем рассказывать – автор столько всего намешал, столько проблем поднял. Лучше расскажу Вам о том, что меня больше всего зацепили. О вине, о нелюбимых детях, о дружбе и о евреях. Еврейский вопрос вообще преследует меня во многих последних произведениях. И тут тоже рассказано о войне, концлагерях, об ужасающих медицинских экспериментах на детях, о еврейской памяти и скорби. Об этом страшно говорить… Я плакала, когда старый еврей плакал о дочках, которых у него отняли… Это ужасно было читать… Любовь всей его жизни – тоже еврейка – кстати, я в книге столкнулась с двумя семьями, где мужчина, муж – гой, принявший их веру. И они – Сара и Адриа – потеряли лет 10 счастливой семейной жизни из-за этой еврейской общей памяти, когда каждый еврей страдает за всех евреев.

И тут возникает второй главный вопрос книги – виноваты ли дети за грехи их отцов? Отец Адриа – который нажил себе состояние на беде других. Который скупал по дешевке ценности у гонимых евреев или уже позже у гонимых фашистов. Который сдавал полиции сначала коммунистов, потом фашистов. Который держал в страхе и шантаже элиту Каталонии. Которого убили не столько из-за этой скрипки, а просто потому что его уже пора было убить. И всю жизнь Адриа чувствовал вину. Дети часто чувствуют вину в разводе или смерти родителей – магическая, не подтверждаемая реальностью вина, которая портит судьбы, делает людей мягкими и не приспособленными к жизни.

Бедный Адриа – нелюбимый ребенок. Ребенок-функция, ребенок – эстафетная палочка у своих родителей, одеяло, которое каждый тянет на свою сторону. Нет – он будет великим музыкантом, нет-нет-нет – он будет знать итальянский, немецкий, русский и санскрит. Бедный Адриа, который хотел быть скрипачом и хотел изучать языки итальянский, немецкий, русский и санскрит. Но также он хотел, чтобы его любили. «Да, родиться в этой семье было ошибкой по многим причинам. Меня очень расстраивало, что отец помнил обо мне лишь то, что я его сын. Хорош еще, что он заметил, что я - мальчик». Потом он очень хотел любви и очень хотел детей, которых будет с удовольствием нянчить и любить. Но судьба его обвела вокруг носа.

А еще этот роман о дружбе. Ему повезло встретить настоящего друга еще в детстве. Какой же я трус. У меня хватает смелости сказать Бернату, что он плохой музыкант и никудышный писатель, но у меня не хватает смелости сказать ему, что он ломает жизнь своему сыну. Да… не повезло Бернату с другом. Плохо Адреа друг. Ломающий перспективу, убивающий надежду стать великим. Я никогда не стану великим, потому что Адреа сказал мне, что я плохой музыкант, и я не стану великим писателем, потому что Адреа сказал, что музыкант я лучший, чем писатель. А потом Адреа всю жизнь удивлялся – почему Бернат предпочитает быть несчастным писателем, а не счастливым музыкантом.

Сам Адреа талантлив во всем. Талантливый музыкант, полиглот, автор нескольких очень мудреных книг, признанных умнейшими людьми планеты. И этот человек становится овощем. Это ужасно. Это страшно – даже, наверное, страшнее Холокоста – потому что Холокост был давно, а Альцгеймер и другие подобные болезни могут поджидать нас в нашем ближайшем будущем. Хотя для самого Адреа ничего не поменялось. Он как жил в своих фантазиях, так и остался в них, только в детстве он играл в Шерифа и индейского вождя, а в старости в монахов, в Стариори и в Виала.

Книга мне очень понравилась, но она на любителя. Она мне чем-то напомнила произведения Умберто Эко своей многогранностью и эрудированностью автора. Так что если Вам нравится Эко – Вам понравится и Кабре. Но будьте готовы, что поначалу будет сложно разобраться – о ком говорят, кто что сделал и зачем. Потом это пройдет.