свидетели эпохи

Имея красный диплом пединститута (точнее, два красных диплома) и будучи филологом во втором поколении, я чем дальше, тем хуже представляю себе, как преподавать литературу в школе. Отличница, олимпиадница, серебряная медалистка, я совсем не уверена, что сдала бы ЕГЭ по этому предмету легко и непринуждённо. Слава Богу, обошлась выпускным сочинением. Как сейчас помню, «“Мцыри” М.Ю. Лермонтова как романтическая поэма».
Девушке, которая в этом году берёт у меня частные уроки английского языка, ни к каким экзаменам больше готовиться не нужно. Она тоже свои два диплома уже получила. Зато к тёте ходит заниматься одиннадцатиклассник Дмитрий, собирающийся на дизайнерский факультет. Ему-то в мае писать ЕГЭ, а в декабре – «президентское» допускное сочинение, а нам с тётей – разбираться, чем отличается ЕГЭ от ГИА и ОГЭ от ГВЭ. Как ни склоняй на все лады эти аббревиатуры, выпускной экзамен в его нынешней форме – реальность, к которой надо… ну, если вам не нравится слово «приспособиться», то скажем так – найти подход.
И вот попадается мне на глаза в ленте рецензий «Педагогическая непоэма», автор которой, учитель с огромным стажем, знает ЕГЭ в лицо, в том числе такие выверты, как специально изобретённая для КИМов терминология и проверка заданий части С по «бухгалтерским» критериям. Насторожившись – поскольку добывание информации из интернета лежит полностью в моей сфере ответственности, стало быть, Дмитрий, так или иначе могущий от этой информации зависеть, попадает туда как минимум частично – книгу я прочитала, надо признаться, прежде всего именно в практических целях, а потому бегло, хотя и с большим сочувствием. «Непоэма» содержит много методических подсказок, цитат из реальных сочинений, внушающих надежду, что труд школьного словесника, зачастую мучительный, не совсем неблагодарен, и подробного, доказательного обличения порочности существующей системы проверки знаний и, в связке с ней, системы «обучения» – но в целом берёт выше и шире, чем строчка в расписании «урок литературы». Жизненные принципы, характер, образ мышления, мировоззрение, поступки тех, за кем будущее, – в какой мере зависят они от этих сорока минут три раза в неделю? Сквозная мысль книги о том, что необходимо отказаться, на страх и риск, от готовых, прописанных курсивом в «методичках» ответов, от нацеленности на гарантированный, в баллах измеримый результат, от шаблонных, стереотипных формулировок, от искусственно городимого огорода «тем», «проблем», «идей», «позиций», – что нужно выводить учеников на чистую воду искреннего слова, собственной, а не содранной, пусть и трижды умной мысли, – не может, конечно, не вызывать симпатии. И как тут не вспомнить свои уроки литературы, своих учителей в «лучших» гимназиях и лицеях города, свою тетрадку с сочинениями, сохранённую на память в нижнем ящике стола?
Пока мы зачитывали друг другу с нарочитой иронией задания из тренировочного варианта ЕГЭ-2015, тётя вдруг спросила: «А тебе нравится Базаров?» «Даже не знаю, – ответила я. – Как-то не думала об этом». Зато я всегда очень хорошо знала, какое место занимает Базаров в системе персонажей романа, к какому литературному направлению, в свою очередь, относится роман и статьи какого исследователя «посмотреть», если что-то ещё непонятно. К каждому тексту программы тётя всегда собирала стопочку литературоведческих работ. Она никогда и не скрывала, что растила себе смену – молодого вузовского преподавателя – и, кажется, считает, что вполне преуспела в этом. Эх, перечитать бы программную классику не к уроку, не к зачёту, не на оценку, да вкусы уже не те. Видимо, на них тётя всё-таки повлияла – пусть в самом общем виде уклона в зарубежку – а вот влияние школы вроде бы малозаметно. Что же действительно мне тогда нравилось, трогало, задевало, запомнилось?
Помню, как в чуть не плакала в детстве над рассказом о японской девочке, жертве Хиросимы, которую не смогла спасти тысяча бумажных журавликов, а потом в старших классах – читая стихотворение Константина Симонова «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины…» Помню, как вдохновенно и горячо декламировала монолог Чацкого (даже помню, во что была одета). Помню очень удачный урок по «Обломову», когда весь класс спорил, доказывал, подхватывал реплики. Помню, как обидела меня учительница, прервав на полуслове моё чтение «Рождественской звезды» Пастернака (ей нужно было успеть объяснить домашнее задание). Помню, как побросала вещи в сумку и пулей вылетела из класса, едва лишь прозвенел звонок с урока, где она же читала «Апофеоз милицанера» Пригова, а подружки догнали меня только на четвёртом этаже и с круглыми глазами спрашивали: «Ты что?!» Помню, как с теми же подружками и той же учительницей все вместе придумали литературно-публицистический журнал «Тихий омут». Помню, как самые интересные произведения почему-то всегда оказывались вне программы. Например, «Город мастеров» Т.Г. Габбе, который мы так и не успели в 5 классе «пройти».
Как раз тему «стандарта по литературе», то есть списка произведений, Лев Айзерман обсуждать отказывается. Жаль, что почти нигде не упоминает он и том, какими читателями стали его взрослые ученики, что за 10 «внешкольных» книг (оптимистическая цифра!) приходится на одну программную. Я бы поспорила, что не прочитавший в школе «Преступления и наказания» вряд ли потом вообще его прочтёт. Скорее, подавившись в подростковом возрасте Толстым (или, в моём случае, Гоголем), рискуешь отбить себе вкус к чтению как к удовольствию, что не мешает ему быть и душевной работой, источником «воодушевления, эмоционального подъёма и… нравственного прозрения» (Твардовский).
И ещё, интересно: не спрашивал ли Лев Соломонович у самих своих учеников, как они хотели бы сдавать экзамен по литературе? (Понятно, что первый ответ «никак». Не принимается.) Я бы предложила трёхчастную структуру, как во многих зарубежных экзаменах по языку: тестовую часть – на знание терминов и понятий (да, и всё-таки, и тем не менее), устную – по отрывку из программного текста и письменную – по внеклассному чтению на выбор ученика. Разумеется, это утопия. Кто же мне столько даст столько времени и людей. А раз так, будем подстраиваться к ЕГЭ, великому и ужасному. Главное, при этом чувства юмора не потерять.