советская проза
Комментарий к книге Времена и темы. Записки литератора
Рецензия на книгу Век необычайный
iandmybrain
А голоса ложатся как колосья,
и не собрать для деток урожай.
Российская судьба – чересполосье,
люби его, сынок, и уважай…
Владимир Леви
(Именно эти строки крутились у меня в голове, пока я читала книгу воспоминаний Бориса Васильева. Я даже специально заглянула в словарь Ожегова. Метафора оказалась подходящей, правда, чересполосье – авторский неологизм, есть чересполосица.
Чересполосица – 1. Расположение земельных участков одного хозяйства полосами вперемежку с чужими участками. 2. Беспорядочно перемежающиеся действия, изложение).
Вообще-то я собиралась начать знакомство с творчеством Бориса Васильева с романа Отрицание отрицания либо с Картёжник и бретёр, игрок и дуэлянт (из саги об Олексиных), но увидела книгу воспоминаний под названием "Век необычайный" и поняла: вот с чего мне следует начать. Двадцатый век - моя больная тема. Не любимая (их множество), а именно больная. Я позднее дитя двадцатого столетия, но оно – как и родной город – всегда и везде со мной.
Я очень люблю читать воспоминания. Особенно близки мне те книги, где не только и не столько события, сколько размышления о прожитой жизни, о людях и эпохе, книги, в которых автор говорит о самом важном. Борис Львович рассказал мне и о своём отношении к советской власти (в этом мы единомышленники, что особенно для меня важно), и о судьбах своей семьи, и о детстве, и о войне, и о любви, и о творчестве – обо всём том, что составляет его внутренний мир. Поделился всем этим, всколыхнув мир мой собственный. И то чёрные вихри кружили в моей грудной клетке, то её наполняли неотделимые друг от друга величайшая радость и сильнейшая боль.
Как и Борис Львович, я не буду писать по порядку. Пусть отзыв мой тоже будет чересполосицей.
Одна из моих любимых цитат из этой книги повествует о том, как надо рассказывать истории. Она великолепна в целом, но есть в ней слова, которые мне особенно дороги: «К чёрту правдивое человекоподобие - да здравствует сказочная человечность». Воистину достойное творческое кредо. О творческой судьбе своей Борис Львович рассказывал в третьей части. О том, как понял, что хочет писать. О том, как долго шел к пониманию – что именно хочет писать. Как работал над собой. Издательская судьба – это вообще отдельная тема. У меня на неё профессиональная стойка. И грустно стало, когда я узнала, что повесть «Не стреляйте белых лебедей» пострадала от невнимательности корректора, который не убрал из заголовка предлог «в». И теперь в разных изданиях название то авторское, то с ошибкой, которую никто не замечает (* кто бы в профиле автора это дело исправил). Ну, и цензура, конечно, - куда же в те времена без неё (да и сейчас вот эта цитата, допустим, имеет смысл и большое значение).
Очень близко мне то, как Борис Львович относится к судьбам своей семьи, к своим корням, к истории родной страны. Так получилось, что для меня всё это тоже важно. Я очень люблю и своих родных (и тех, кого не успела узнать, тоже), и свою страну (без пафоса, без парадного патриотизма, такую, какая она есть. Жестокую, безжалостную, с чёрными дырами и рваными ранами, которые принято припудривать, потому что видеть их страшно). Из всей младшей ветви нашего рода я, наверное, единственная, кто знает и интересуется… Кто помнит и кому из-за этого больно. Я ни в коем случае не хвалюсь и не осуждаю: каждый выбирает по себе. Просто не могу представить свою жизнь без этих теней за спиной. Таков выбор мой.
Поэтому многие размышления Бориса Львовича упали на благодатную и подготовленную почву.
Понятна, хотя и не нова для меня мысль Бориса Львовича о том, что само понятие культуры в России потеряно (возможно, навсегда). Здесь возникает параллель с книгой Бенедикта Сарнова Случай Зощенко. Пришествие капитана Лебядкина . Сразу захотелось перечитать.
И бальзамом на сердце слова Бориса Львовича о войне. Дело в том, что лично я осуждаю героизацию людей, попавших в безвыходное положение. Осуждаю превращение трагедии в нечто пафосно-победное. Мой дедушка терпеть не мог советские фильмы о войне (он прошёл всю ВОВ и имел на это полное право). Он говорил: «Это всё ерунда. Война – это грязь». Борис Львович пишет о том же самом. И я вновь убеждаюсь: главное цена победы, а не сам факт. И читая о войне, сочувствую людям, а не благоговею перед сверхчеловеками, как это принято. Мой дедушка (его награды в его могиле, и только он сам знал, чего они ему стоили) был человеком (непростым и неоднозначным, как и все нормальные люди).
В этой книге много горьких мыслей и событий, но много и радости, а какая любовь! Это одна из лучших книг воспоминаний, что я читала. И что-то мне подсказывает, что всех своих эмоций, всех мыслей (в том числе и самых важных) мне всё равно не передать. Так что лучше буду закругляться.
Вернусь к началу, раз уж непоследовательно пишу. У книги этой замечательный эпиграф – строки Николая Глазкова:
Я на мир взираю из-под столика.
Век двадцатый, век необычайный.
Чем он интересней для историка,
Тем для современника печальней.
По смыслу можно было бы подставить век любой. Там где эпоха – сломанные судьбы. И очень хочется, чтобы, когда наш новый век станет эпохой, историк зазевал и заскучал. Правда, уже первые десятилетия показывают, что не бывать такому… Мечтать не вредно, как говорится, но правда такова.
А я стою и машу вслед бричке, на которой лежит счастливый человек. Он едет с ярмарки. Машу и смахиваю слёзы. Мне радостно и грустно одновременно. Но на самом деле-то я не прощаюсь. С творчеством Бориса Львовича я знакомство лишь начинаю… И предвкушаю. И знаю, что это моё.
П.С. Очень нравится фотография на обложке. Очень.
- 1
- 2
Очень интересная, необычная для сегодняшней публицистики и, что особенно важно, честная книга о своей жизни и окружающей действительности, как автор ее понимал в описываемые периоды времени. Весьма рекомендую почитать.