Социальная фантастика

На днях дочитал книгу и совершенно случайно обнаружил, что среди моих знакомых есть люди, которые также ее недавно прочитали. Может быть, свою роль сыграл фильм с Ярмольником, но мне кажется дело не в этом. Просто сейчас нет книги более актуальной для Украины.

Конечно, Стругацкие писали не столько о Средневековье, сколько о собственном им времени и совсем недавно закончившемся сталинизме. Но как же это похоже и на наши дни!

Признаюсь, некоторые фрагменты и мне казались излишне карикатурными. Слишком толстыми линиями, думал я, рисуют авторы палачей, серых солдат, трусливую аристократию, озлобленных простолюдинов. Но может быть, живя в эпоху позднего Сталина, Стругацкие лучше нас знали, как себя ведут люди в подобных ситуациях? И главное, как легко мы опять можем вернуться в то скотское состояние.

Недавно прочитал «путевые записки» жителя Луганска, который ненадолго съездил домой, чтобы забрать машину и личные вещи. Я просто поразился, насколько они перекликаются с произведением Стругацких. Ниже я вперемешку приведу некоторые цитаты из блога и романа (попробуйте догадаться, где откуда). Предупреждаю, некоторые места из книги «Трудно быть богом» могут оскорбить тонкие чувства «патриотов». Но что я могу поделать? Из книги слов не выкинешь.

* В салоне велись предательские разговорчики, в столь любимом мною кисло-сладком духе: мы мирные и духовные, а они вон чего, ну да теперь будет все по старому, только наши ребята у руля.

* Да, братья, это вам не смутное время! Прочность престола, благосостояние, незыблемое спокойствие и справедливость. Ура, серые роты! Ура, дон Рэба! Слава королю нашему! Эх, братья, жизнь-то какая пошла чудесная!..»

* А завтра нацики нас бомбить начнут, вы опять сдрисните или по домам сидеть будете?! Или в Харьков свой вернетесь? Так вас там в плен возьмут и сюда воевать погонят. А?!

И тут наш водитель делает роковую ошибку: нацики? почему нацики? нацгвардия что ли?

Нацгвардия? Ну извините… кивок-поклон с издевкой в сторону водителя. Может мне их еще на «вы» называть? Только я их как в рот стрелял, так и буду стрелять — и даже пленных.

Далее следует трехсекундная пауза — сейчас мне даже кажется, что я слышал как до ополченца дошло и в воздухе раздался щелчок: а что то мне, блядь, твои разговоры не нравятся! Наверное ты сейчас у нас останешься, поедешь на подвал (о боги, именно «на подвал», как это характерно, ведь «на подвал» увозили в Луганске, в здание СБУ, но этот безымянный дэнээровский орк использовал такие же обороты речи, помилуй Бог! ЛНР — нет, Луганска — нет, а «подвал» — есть, и верно, что в ДНР он не один), посидишь там, расскажешь, кто ты такой. Так, все — вылазь!

* Половину дороги Румата прошел с закрытыми глазами. Он задыхался, мучительно болело избитое тело. Люди это или не люди? Что в них человеческого? Одних режут прямо на улицах, другие сидят по домам и покорно ждут своей очереди. И каждый думает: кого угодно, только не меня. Хладнокровное зверство тех, кто режет, и хладнокровная покорность тех, кого режут. Хладнокровие, вот что самое страшное.

* Но — ничего, спустя каких то пять минут водитель, «Тик» и «тетки» начинают вполне бодро обсуждать «наших ребят», что вот им тяжело, нервы, что этот был просто выпивший, а водитель его не понял, ляпнул сдуру, а он тоже не понял и вообщем то все нормально. Убедительно так, доброжелательно, мы не рабы, рабы немы.

* Они были пассивны, жадны и невероятно, фантастически эгоистичны. Психологически почти все они были рабами – рабами веры, рабами себе подобных, рабами страстишек, рабами корыстолюбия. И если волею судеб кто-нибудь из них рождался или становился господином, он не знал, что делать со своей свободой. Он снова торопился стать рабом – рабом богатства, рабом противоестественных излишеств, рабом распутных друзей, рабом своих рабов.

* Она шокирована и расстроена увиденным… Светлая девочка, пару раз обернувшись и увидев/услышав меня она поняла все и спасала меня. Каждый раз, когда очередная морда лица требовала передать ей паспорта по салону, она быстро оборачивалась ко мне, протягивала руку и говорила: давайте я передам. Я хочу, чтобы у нее все было хорошо.

* Было в ней чудесное свойство: она свято и бескорыстно верила в хорошее. Расскажи такую сказку крепостному мужичку – хмыкнет с сомнением, утрет рукавом сопли да и пойдет, ни слова не говоря, только оглядываясь на доброго, трезвого, да только – эх, беда-то какая! – тронутого умом благородного дона.

* Мужик работал охранником в одном из автосалонов. Дальше предсказуемо — визит, реквизиция. Теперь, внезапный поворот: давайте расписку, пожалуйста, хоть что то. Посмеялись, написали: реквизировали для нужд обороны, ополченцы Петров, Иванов, Сидоров. Вы жмете плечами — и что? банальность, каждый луганчанин таких историй с десяток расскажет, не особо напрягаясь. Но, но — спустя какое то время в салон приезжает дама, с водителем: выдавай всю документацию, я новая хозяйка. А? Вот так, ну хорошо, ты пожалеешь. В тот же день этот мужик исчез, жена побежала в знаменитый подвал СБУ, еще куда — нигде нет. Две недели назад — вернулся, весь черный и не в смысле грязи. Где был, что делал — ни слова, никому. Молчит.

* На прыщавой мордочке расплылась неуверенная улыбка. Верзила заржал. Румата стремительно обернулся. Там, на другой стороне улицы, мешком тряпья висел на перекладине ворот труп отца Гаука. Несколько оборванных мальчишек, раскрыв рты, глазели на него со двора.

* Организованно грабят дома, вселяясь в них. Ночь, стук в ворота. Машина, свет в лицо: фамилия? Вы знаете кто живет в этом доме? Где они? Кто то в нем появляется?

Известный у нас народный артист СССР, уехавший буквально за пару дней до моего приезда из города, сделал это потому, что ему приватно сообщили, что пора бежать ибо он в списке на выкуп.

* После второй стражи в дверь постучали именем короля и Уно кричал, чтобы не открывали, но открыть все-таки пришлось, потому что серые грозились поджечь дом. Они ворвались в прихожую, избили и повязали слуг, а затем полезли по лестнице наверх.

* Вот мимо всей колонны медленно проезжает черный бумер, с мигалкой как в американских полицейских боевиках восьмидесятых, в нем четыре человека, кажется чехи, лысые головы, кавказские бороды. Рассмотреть внимательно не смог по понятным причинам. Проехав медленно вдоль машин они показали удаль на обратном пути: разогнавшись по грязной, каменистой дороге, промчались вдоль нас, обдавая всех камешками и пылью

* На площади валялись трупы. А в центре ее чернел ровный неподвижный квадрат. Румата вгляделся. Это были всадники, стоящие в неправдоподобно точном строю, в длинных черных плащах, в черных клобуках, скрывающих глаза, с черными треугольными щитами на левой руке и с длинными пиками в правой.

* Подходит предатель, молодой, моложе меня, рабочая кость, он верно раньше мне шины бы менял или там мастеру ключи подавал, теперь он может убить меня, вот этим самым автоматом, за спиной. Мы оба это понимаем

* А брат придет из патруля – пьяней пива, руки все в засохшей крови… «Всех,– говорит,– вырежем до двенадцатого потомка…» Отца допрашивает, почему, мол, грамотный… Сегодня с приятелями затащил в дом какого-то человека… Били его, все кровью забрызгали. Он уж и кричать перестал.

А знаете, что самое обидное? Ни Румата, ни мы ни черта не знаем, что делать. Единственное, что остается – спасать тех немногих, кому удается помочь. И не замечать, не думать, не знать о тех других, кто сидит в подвалах и пыточных, кто переписывает свои квартиры на уголовников, кого разыскивают родственники.

Смотрите, слушайте, кинографируйте… и цените, и любите, черт вас возьми, свое время, и поклонитесь памяти тех, кто прошел через это! Вглядывайтесь в эти морды, молодые, тупые, равнодушные, привычные ко всякому зверству, да не воротите нос, ваши собственные предки были не лучше…

А еще мы можем радоваться, что в нашем мире храбрых и честных людей несколько больше чем в Арканаре. По крайней мере, мы можем надеяться на это.