Культурология

Когда художники жаловались Леонардо да Винчи на недостаток вдохновения, мэтр советовал им задумчиво взглянуть на трещины в старой стене. Другими словами, он предлагал им воспользоваться наиболее действенным средством борьбы против творческого бессилия — грёзой. Существуют, однако, характеры, для которых блуждания по лабиринту извилистых линий, по желобкам в причудливой лепнине, или по морозным узорам стекла представляют собой полноценные путешествия, во время которых на них нисходит совершенный покой, «обретающийся где-то на границе бытия и небытия».

Такого рода путешествиями-сновидениями полнятся страницы книг великого мечтателя и книгочея Гастона Башляра, неутомимого исследователя человеческого воображения, космических образов и психологии грёз. Этот философ сумел стать современным в истинном значении этого слова, изъяв из своих работ основной компонент культуры двадцатого века, а именно — тревожность. Возможно, впервые на протяжении всей истории западной мысли мы имеем дело с явлением, которое кажется невозможным, настолько мы привыкли к темному характеру мышления; перед нами, не что иное, как философия счастья. Вот один пример: обращаясь к «мрачной», потаенной жизни бессознательного, Башляр утверждает:

«Прежде мы отмечали, что бессознательное всегда имеет жилье. Следует добавить, что это уютное, счастливое житье. Бессознательное живет в пространстве своего счастья... Нет таких интимных тайн, которые бы не привлекали, а отталкивали. У всякого внутреннего пространства есть своя сила притяжения... Блаженство — их неизменное состояние».

Исследованию этих «внутренних пространств» и посвящает Гастон Башляр свои книги (следует написать « счастливые книги »), видимо, будучи не в силах устоять перед их невероятным притяжением.

Движение мысли философа можно охарактеризовать как переход от космического к человеческому, хотя Башляр никогда не терял человека из виду. Достаточно взглянуть на названия из так называемого пятитомного исследования стихий: «Психоанализ огня», «Вода и грёзы», «Воздух и сновидения», «Земля и грёзы о покое», «Земля и грёзы воли». Эти названия открывают нам истинный дух философии Башляра, который можно определить словом, на первый взгляд далеким от философии, словом «поэзия». Именно поэзией проникнуты страницы его книг, и дело даже не в том, что Башляр в своих работах обильно цитирует поэтов, получая от этого явное удовольствие преданного читателя. Сама форма, принцип, по которым строятся размышления философа, являют собой поэтический стиль письма, где образ доминирует над метафорой , а воображение над здравым смыслом . Перед нами — феноменолог воображения.

Книга «Поэтика пространства» как ни одна другая раскрывает нам поэзию башляровского мироздания. Башляр предпринимает кропотливое исследование образов пространства человеческого обитания, или, более кратко, — образов дома . Оглавление книги говорит за себя: «Дом от погреба до чердака. Чувство хижины», «Дом и вселенная», «Ящик, сундуки и шкафы», «Гнездо», «Раковина», «Углы»... В центре внимания философа — функция обитания и все то причудливое и фантастическое, что рождается из нее. Он приглашает читателей в неведомые края, за пределы не только рассудка, но и памяти, где человек встречается с космосом лицом к лицу. Потайные комнаты, подвалы, чердаки, закутки, шкафы, шкатулки, раковины, гнезда... Бесконечная череда особых мест, в которых соседствуют два основных психологических мотива — одиночество и защищенность . Размышления о вещах незначительных, незаметных, недоступных вечно спешащему взгляду постепенно приводят читателя в зыбкий мир метафизики, к диалектике внешнего и внутреннего, маленького и большого, закрытого и открытого. Сколько фантастических идей рождается из такого простейшего образа, как открытая, закрытая или полуоткрытая дверь!

Книга Гастона Башляра не заканчивается, она — закругляется, рассматривая понятие «круглое» применимо к птице, дереву, жизни. «Жизнь — круглая» — таков сказочный догмат, остающийся с читателем надолго после того, как закрыта последняя страница...

Русские читатели, любители поэтических грёз и пространных исследований законов воображения, не избалованы книгами Башляра, которые терпеливо ожидают покупателя в букинистических лавках, или дремлют в укромных пыльных закутках публичных библиотек. Следует признать, что эти места идеально подходят для башляровских трудов, однако как быть с желанием эти книги читать? Поэтому переиздание «Поэтики пространства» издательством « Ad Marginem » — довольно неожиданный подарок, а новый перевод, сделанный Ниной Кулиш, — невероятно хорош. Легко почувствовать, что найденные ею слова — самые верные, нужные, необходимые, что других слов просто не может быть. А ведь слова — это тоже места обитания, в которых возможно жить, любить, мечтать... Вот пространная цитата о «словах», как функции обитания поэтов, которой можно закончить эту рецензию:

«Слова — я часто представляю их такими в моем воображении — не что иное, как маленькие домики. У которых есть погреб и чердак. Здравый смысл пребывает на первом этаже, он всегда готов заняться «внешней торговлей», поскольку ему легко общаться с окружающими, с прохожим, который никогда не бывает мечтателем. А подниматься по лестнице в домике-слове — значит переходить от одного отвлеченного смысла к другому, еще более отвлеченному. Спускаться в погреб — значит мечтать, теряться в бесконечных туннелях неясной этимологии, искать в словах какие-то мифические сокровища. Подниматься и спускаться внутри слов — в этом вся жизнь поэта».

Возможно, следует добавить, и философа тоже?