Попаданцы

Шестиклассница Оля, среднестатистическая лентяйка и мелкая форумная школота, переживает два потрясения сразу. Учителя, убедившись, что увязшие в сети и копипасте детишки начисто утратили навык устной речи, пересказа и осмысления, объявляют устный экзамен. Днем позже Оля обнаруживает, что весь мир вокруг подменили: родители ходят в темном и мешковатом – на какие-то смены, квартира маленькая и забитая пакетами с гречкой, компьютеров нет в принципе, зато есть школьная форма с идиотским передником, красным платочком и детсадовскими колготками, которые морщатся на коленях – и все время надо общаться вслух и говорить про пионеров.

Пятиклассник Витя, зубрила, председатель совета отряда и политинформатор, получает свою пару потрясений. Сперва его заставляют провести собрание, на котором отчитать, а затем и исключить из пионеров одноклассника, притащившего в школу пасхальный кулич. Днем позже Витя обнаруживает, что весь мир вокруг подменили: родители работают не в райкомах-учреждениях, а в каких-то фирмах, дома нет книг, зато полно плоских телевизоров и колбасы, на улице вообще фантастический фильм с яркими машинами, а в школе отдельный цирк с конями — и нет ни пионеров, ни партии.

Школьникам 1980 и 2018 года, невольно махнувшимся местами, придется выжить в этих нечеловеческих условиях и доказать максиму, вынесенную в название повести.

Жвалевский и Пастернак умелые литераторы, гуру современного детлита и хорошие ребята. С недавних пор я знал их только в последнем качестве, теперь вот решил ознакомиться с публичными ипостасями.

«Время всегда хорошее» — увлекательная книжка, в меру дидактично и остроумно решающая задачу, которую поставили перед собой авторы: без сюсюкания и негрубо отыграть воспитательный аспект расхожего сюжета, связанного с перемещением во времени, различными подходами к образованию и ответственности подростка. На этом рецензия кончается, начинаются датские причитания.

Героев принято отправлять в прошлое или будущее, но обязательно из дня сегодняшнего. Смысл этого дела понятен: надо, чтобы герой и читатель совпадали в точке постоянного пребывания и соотнесения. Андрей и Женя решил обойтись без настоящего, и смысл этого дела тоже понятен. Надо было, с одной стороны, оттоптаться на тенденциях, которые сегодня только обозначаются и набирают сок (ЕГЭ, вытеснение жизни виртуальностью и пр.), а махрово зацвести обещают лет через десять (книжка писалась в 2008-м). А с другой – показать, насколько эта махра привлекательней ужаса-ужаса тридцатилетней давности, а самый глупый потомок честней и правильней самого вымуштрованного предка. На это играют даже явные ляпы: например, советский школьник Витя мыслит в стиле «подведение годовых отметок», а неявно белорусская школьница Оля способна видеть, как мелькают спрятанные под парты пальцы одноклассников». При этом желательно не обидеть трепетного читателя, позволив ему подняться над состязанием «дураки против неумных».

Я даже понимаю, откуда взялся 80-й год: число красивое, Олимпиадой запомнилось, да и Жвалевскому именно тогда 13 и было, так что все точно опишет.

Он и описал. В 1980 году все, включая женщин, ходили в мешковатых темных костюмах, а яркий цвет и укороченный фасон воспринимали как маркер проститутки из «Бриллиантовой руки». Завучи впадали в истерику от любого религиозного поползновения. Дети не знали имени Снежана, слов «круто» и «проехали», обожали книжки про «иностранных шпионов или вредителей, которых задерживали бы пионеры» — при этом не подозревали о существовании иностранных писателей, особенно тех, что пишут про эльфов и гоблинов.

Все это, конечно, не имеет отношения к 1980 году.

Который вообще-то завершал пестрые, бакенбардные, вырвиглазные и мини-ориентированные 70-е (см. хотя бы платьица всех остальных тетенек в той же «Бриллиантовой руке», которая вообще 69-го). В котором песенка про «распятья нам самим теперь нужны» была почти такой же популярной, как иконы в городских квартирах, а повесть «Чудотворная» и стих про Валю-Валентину безнадежно сдвинулись в недра внеклассного чтения. На который пришелся первый расцвет юных Жанн, Снежан и Анжел, с удивительным упорством рождавшихся в начале 70-х. Из которого книжки про Павликов, отлавливающих шпионов, выглядели таким же дефицитным раритетом четвертьвековой давности, как само слово «вредитель» в его исконном значении – в отличие от эльфов с гоблинами («Заповденик гоблинов», напомню, вышел на русском в 72-м, «Хоббит» — в 76-м). И который в любом случае считается пиком того самого социализма с человеческим лицом, сытого, добродушного и поминаемого со слезой умиления. Тихушно отчаянная и всенародно поддержанная попытка подзабыть про всякие коммунизмы и построить вместо них консюмеристский эрзац была, как известно, похоронена вторжением в Афганистан и последующим обвалом нефтяных цен – но это уже совсем другая история, начавшая сказываться годом позже.

Я так понимаю, использование вместо 80-го года какого-нибудь 57-го, наверное, сняло бы большую часть вопросов, зато сделало бы текст менее близким и интересным для самих авторов. Нуивот (с).

Соцреалистический канон школьной прозы подразумевал расписывание конфликта хорошего с лучшим. «Время всегда хорошее» можно считать образцом консюмеристского реализма, который, вопреки названию книги, расписывает борьбу плохого со скверным, моральным и фактическим победителем из которой выходит тот, кто оболванен не устной пропагандой, а письменными ресурсами сети (иное объяснение хэппи-энда в тексте не предложено).

Авторы, понятно, могут оскорбленно сказать, что у них олимпийский год был ровно таким, что случай с куличом совершенно реален и автобиографичен, и что героическое прошлое и впрямь было единственной индульгенцией от любых наездов (эх, если бы). И будут, пожалуй, правы. Читателям-то понравилось. Да и я читал с удовольствием. А потом вот нашел время подумать и побурчать.

Время ведь всегда хорошее.