Оливер Сакс

Вот есть некий госпиталь, который раньше назывался "приют для калек и умирающих". И хотя название изменено, смысл остался тем же. Там доживают свои жизни безнадёжные инвалиды, и крайне редко кому выпадает счастье выписаться из этого учреждения. Оливер Сакс рассматривает случаи отдельных больных, называя симптомы - афония, акинезия, ригидность, кифоз, себорея, избыточная саливация. Воображению представляется безрадостная картина неподвижно сидящих, сильно потеющих больных с маскообразными лицами, подбородок прижат к груди из-за искривления шеи, изо рта течёт струйка слюны, немигающий взгляд без фиксации смотрит в пространство. Многие из них в таком состоянии пребывают десятки лет. Например, один из пациентов заболел в возрасте двух с половиной лет и к десяти годам "совершенно потерял способность двигаться и говорить", после чего он сорок с лишним лет пребывал в состоянии полной инвалидности.

А потом вдруг случилось необыкновенное волшебство: от этой болезни было найдено чудодейственное лекарство. В то, что описывает доктор Сакс, очень трудно поверить. Инвалиды, не говорившие и почти не двигавшиеся несколько десятков лет, через несколько дней после начала приёма лекарства вдруг вскакивают на ноги, танцуют, разговаривают и выглядят полностью здоровыми. Как такое возможно, никто не понимает, но летом 1969 года, когда Сакс назначает чудо-лекарство одному пациенту за другим, госпиталь вдруг "взрывается" энергичной радостью выздоровевших инвалидов. Они бурно стараются наверстать упущенные годы и проявляют неудержимую активность. Радость медперсонала, однако, быстро омрачается сомнениями, потому что активность пациентов через несколько недель приёма лекарства переходит границы здоровья. Если раньше они не могли двигаться, то теперь не могут остановиться. Появляются многочисленные тики, кризы, истерики, буйство. Оливер Сакс снова описывает симптомы медицинскими терминами, и картина ада в госпитале открывается новыми безднами. Больные запихивают в рот еду, кусая края тарелок, пальцы и губы, крушат свои палаты, набрасываются на медсестер в попытках изнасилования, бегают по коридорам, выставляя напоказ свои половые органы, орут нечеловеческими голосами.

То, что мы видели, походило на странный и ужасный органический рост, возникновение и прорыв наружу не просто обычных непроизвольных движений и возбуждения, но тиков и маньеризма, причудливых движений и замечаний, отличавшихся нарастающей сложностью, капризностью и компульсивностью. Более того, все поведение, весь поведенческий репертуар носил крайне первобытный, примитивный и даже дочеловеческий характер.
…посетители госпиталя вновь услышали эти звуки — звуки зверинца и диких джунглей, звуки почти невероятного зверства. «Боже мой! — восклицали они, испытывая невероятное потрясение, отражавшееся на их лицах. — Что это было? Вы держите здесь диких животных, производите над ними опыты? Что у вас, зоопарк?»
… Такое поведение (его, кстати, жутко наблюдать) разительно отличается от простой имитации, какую можно видеть у страдающих психозами людей и при регрессии к животному состоянию. То, что мы видели, являло нам истинные, настоящие предковые инстинкты и поведение, хранившиеся до поры в немыслимых филогенетических глубинах в недрах наших личностей.

После такой реакции пациентам перестают давать лекарство и они моментально погружаются в изначальную "спячку", только с ещё более тяжёлой симптоматикой.

Наблюдая эти жуткие процессы и пытаясь их осмыслить, Оливер Сакс вынужден заново осмыслить понятие медицины, обращаясь к философии и метафизике. Он рассуждает о "механистичности" современной медицины; о гомеостазе - устойчивом состоянии в здоровье или в болезни; о том, может ли лекарство в качестве химического соединения победить болезнь, в особенности психическую; о том, насколько правомерны такие термины, как "побочные эффекты" и "поддерживающая терапия". Также Сакс много говорит о том, насколько обстоятельства жизни пациента влияют на течение и исход его болезни. (Здесь, кстати сказать, его позиция перекликается с позицией известного психиатра Рональда Лэйнга, идеолога "антипсихиатрии", хотя Сакс не столь радикален во взглядах, как его шотландский коллега.)

Сакс приходит к выводу, что к понятиям "болезнь" и "здоровье" невозможно подходить только рационалистически.

Мы предаемся рационализациям, пытаемся выделиться, притворяемся, делаем вид, что современная медицина — рациональная наука (одни факты, никакого вздора). Вероятно, так и есть. Но стоит слегка ударить по отполированной поверхности, как она немедленно раскалывается, обнажая корни и основания, старую темную душу, сплетенную из метафизики, мистицизма, колдовства и мифологии. Медицина — старейшее из искусств и старейшая из наук: разве можно ожидать, что можно уклониться от глубочайших знаний и чувств, обуревающих нас?

Как и многие талантливые и проницательные учёные, Сакс понимает, что наука, рассеивая туман неведения, в конце концов обнаруживает за этим туманом ворота в метафизическое пространство. Истины, открывающиеся в этом пространстве, вопросы, возникающие в нём, "бесконечно простые и столь же бесконечно сложные". Попытке прояснить эти вопросы применительно к больным, находящимся в чрезвычайно тяжёлой ситуации, посвящена эта интереснейшая книга.