научные исследования

Знаменитая книга о научных революциях, автор которой ввёл в оборот слово «парадигма». Книгу купил давно, но всё не мог добраться до неё или просто не хотел. Когда читал книгу «Корпоративные информационные системы», то читалась она тяжело, т.к. написана сухим академическим языком. Чтобы не насиловать мозг, решил разбавить её какой-то другой книгой и взял «Структуру научных революций». Читая их попеременно, удалось-таки довольно быстро дочитать «Корпоративные информационные системы».

Но и «Структура научных революций» оказалась не менее трудной для чтения, поэтому и её я решил разбавить другой книгой. Так вот, «Структура научных революций» читается тяжело уже не потому, что написана сухим академическим языком, а потому что автор просто не умеет системно излагать мысли. Несмотря на то, что книга поделена на 13 глав, а каждая из глав посвящена какой-то определённой теме, в процессе чтения любой главы забываешь, с чего она началась и куда клонит автор. Создаётся ощущение, что автор гуляет по большому парку со множеством различных дорожек и тропинок, случайным образом сворачивая с одной дорожки на другую. При этом одна глава отличается от другой лишь тем, что автор входит в парк с другого входа. Всё-таки в большинстве книг принято обозначить обсуждаемый вопрос, обозначить будущие ракурсы, с которых этот вопрос будет обсуждён, а потом последовательно посмотреть на вопрос под разными ракурсами, попутно приводя примеры к месту. Читать же это словоблудие мне было очень тяжело, т.к. не заметно чтобы автор придерживался такого подхода. Мысль витиеватая, примеры приводятся к месту и не к месту, предложения очень длинные и изобилуют заумными конструкциями, характерными для наукообразных текстов.

В целом, вынес из этой книги я не так много. Все мысли можно уместить в нескольких абзацах.

В науке существуют три этапа развития: допарадигменный период, период нормальной науки и период ненормальной науки. Два последних периода последовательно сменяют друг друга. В допарадигменный период в определённой научной области нет общей теории, а имеется несколько конкурирующих или не замечающих друг друга школ, каждая из которых объясняет явления с какой-то своей точки зрения. Когда разные научные школы приходят к общему пониманию предмета изучения, формируется единая парадигма, а область исследования оформляется в самостоятельную научную дисциплину — наступает период нормальной науки. В период нормальной науки учёные руководствуются единой парадигмой, которая позволяет объяснять результаты экспериментов и подсказывает новые области для дальнейших исследований. Со временем, когда область исследований становится всё шире, копятся всё новые и новые факты, которые нельзя объяснить в рамках текущей парадигмы. Саму парадигму при этом не удаётся уточнить и доработать так, чтобы новые факты можно было объяснить в рамках доработанной парадигмы. Наступает кризис, во время которого учёные больше не могут руководствоваться в своих исследованиях старой парадигмой. Этот период называется периодом ненормальной науки. Старая парадигма больше не годится, но новой парадигмы ещё нет. Разные учёные и научные школы пытаются предложить новые парадигмы, которые потенциально могут объяснить факты, не объяснимые в рамках имеющейся парадигмы. Из новых парадигм со временем остаётся только одна, которая и становится новой парадигмой — происходит научная революция.

Среди конкурирующих парадигм не обязательно будет выбрана наиболее достоверная. Часто из разных вариантов выбирается вариант наиболее простой и удобный для дальнейшего использования, но в ходе наступившего периода нормальной науки могут появиться факты, не укладывающиеся в выбранную парадигму. В таком случае может произойти возврат к ранее отклонённым парадигмам на новом уровне. В большинстве случаев учёным, работавшим в период нормальной науки, бывает трудно принять новую парадигму, поэтому новая парадигма вступает в полную власть через довольно долгий промежуток времени, когда из науки выбывает старое поколение учёных и их заменяет новое поколение. Новому поколению проще научиться мыслить в новой парадигме. Даже тем немногим учёным из прежнего поколения, которым удаётся принять новую парадигму и научиться использовать её, часто оказывается довольно трудно полностью переключиться на новую парадигму и использовать её как источник новых, ещё не изученных проблем.

Парадигма позволяет учёным сосредоточиться на исследованиях, а не заниматься просветительской деятельностью, как это происходит в допарадигменный период. Когда есть единая, принятая всеми учёными парадигма, мнения неспециалистов становятся не столь важными, поэтому учёный имеет возможность проводить исследования и делиться результатами с узким кругом специалистов. Для неспециалистов единая парадигма доносится уже в виде научно-популярной литературы, в которой излагаются факты, по которым у специалистов уже сложилось общее мнение. При написании учебников вся история исследований в данной научной области излагается с позиций текущей парадигмы, несмотря на то что часть предыдущих исследований делалось в рамках прошлой парадигмы. При каждой смене парадигмы меняются и учебники, так что каждое новое поколение учёных воспринимает историю развития науки линейно и оказывается не готовым к очередной смене парадигмы.

По поводу большинства открытий нельзя назвать их точную дату и открывателей. Часто бывает так, что несколько учёных проделывают похожие эксперименты, получают схожий результат, но только одному из них удаётся объяснить результат эксперимента таким образом, который в дальнейшем и станет излагаться в учебниках. В книге приводится пример — открытие кислорода. Первым относительно чистую пробу кислорода получил шведский аптекарь К. В. Шееле. Вторым по времени получил кислород английский учёный богослов Джозеф Пристли. Третьим кислород получил Лавуазье. Но из всех троих только Лавуазье понял, что получил новый газ, который выступает окислителем в реакциях горения. Пристли объяснял полученный им газ с точки зрения флогистонной теории и посчитал полученный газ сначала закисью азота, а затем — воздухом как таковым, но с меньшим содержанием флогистона. Но и Лавуазье считал, что кислород содержит в себе теплород, который и выделяет тепло в реакциях горения. Кислород как самостоятельный газ начал употребляться в научной литературе задолго до того, как наука полностью избавилась от понятия теплорода. В итоге, нельзя сказать, что именно Лавуазье стал открывателем кислорода, но из всех получивших этот газ экспериментаторов, Лавуазье оказался ближе всех в попытках объяснить природу полученного им газа.

Из недостатков издания книги можно отметить несовпадение нумерации страниц в содержании и в самой книге. Чтобы получить реальный номер страницы, нужно вычесть из номера, указанного в содержании, три страницы. Когда я это заметил, я тут же вспомнил книгу «Вскрытые вены латинской Америки», у которой тоже были несовпадения в нумерации страниц в примечаниях к тексту книги. Тем более обе книги схожи в том, что их авторы не умеют излагать свои мысли системно. И там и тут авторы пишут то ли для себя, то ли для узкого клуба читателей, хорошо знакомых с излагаемой темой.