гангстеры

Прочлось на одном дыхании, хотя местами от омерзения чуть не тошнило. Наш Великий и Ужасный даже не шотландец, а эдинбуржец вернулся в родные пенаты и к родным до боли героям после небольшого — относительно удачного — «путешествия в Америку»(«Сиамские близнецы») — и правильно сделал. Таки да, с возрастом Уэлш стал совсем откровенным и совсем отвязным — такое ощущение, что для него уже не осталось никаких табу — впрочем, чего уж тут, все мы взрослые люди и всем всё ясно. Странно, но этот роман напоминает сюжетом — пусть и на несколько «сниженном», а точнее — «низовом» уровне — известные при царе Горохе повесть и фильм Ставиньского «Час пик». Только в отличие от главного героя поляка-католика, который, оказавшись перед лицом смерти, решил всё раздать, ничего не прося взамен, герой Уэлша, то ли протестант, то ли абсолютный атеист (подозреваю, две эти категории людей довольно близки друг к другу по духу), оказавшись в ситуации, когда его жизнь, по сути, полностью утратила смысл, если чего и раздал, так совсем немножко, по мелочи (приятелю подсобил занять своё место в порноиндустрии, например; и, наоборот, отговорил дочку от порнокарьеры), зато напоследок ещё и нехило кинул своего «друга» и нанимателя. А потом — когда смысл неожиданно вернулся — так же спокойно и с большой радостью вернулся к своей обычной жизни с её постоянным мелким мошенничеством — а точнее, к бессмысленному прожиганию оной путём горячо любимых случайных и бессмысленных связей. С одной стороны, именно на таких героях — абсолютных маргиналах и отморозках — Уэлш и сделал свою карьеру и, само собой, не может их в глубине души не любить и не может им не сочувствовать. С другой — бессмысленность их существования только ярче выпирает в его сочувственных описаниях их жизни. В каком-то смысле он своим отношением к «простым» людям близок к Мураками — только тот даже самого замшелого и ничем не выдающегося неудачника воспевает как «соль земли», а Уэлш сперва долго и упоённо описывает всю мерзость этих «титанов», на которых держится земля шотландская, долго и со смаком их высмеивает, но в конечном итоге говорит почти то же самое: они не виноваты, виновата система, что они такие подонки, но таки они люди, мелкие, подлые, мерзкие, но люди, и я их люблю. Тем более что мои книжки про них покупает совсем другая публика и позволяет мне не ходить на работу, за что ей — этой публике — большое отдельное спасибо (как он прямым текстом написал в послесловии к «Сиамским близнецам»). В очередной раз могу только пожалеть, что в русской литературе нет ни своего Мураками, ни своего Уэлша, — наши современные писатели в подавляющем своём большинстве ничего не хотят знать про свой народ — как будто его нет вообще. Впрочем, литература — всего лишь отражение того безумия, которое царит в обществе, — то самое печальное зеркало, на которое неча пенять.