Зарубежная классика

Мне очень нравятся книги, в которых жизненный путь главного героя можно проследить с самого детства. Бремя страстей человеческих является замечательным примером подобного типа литературных произведений. Автор, хоть и не устраивает изысканных заигрываний с читателем с поминутным приглашением последовать вслед за кем-то в заоблачную даль, создаёт атмосферу дружеского диалога: кому ещё, кроме доброго приятеля, можно рассказать что-то столь близкое, как история чей-то жизни? Речь его не изобилует изящными, но сложными эпитетами, как у Набокова, - тем не менее, картины происходящего открываются нашим взорам, словно мы стоим за спиной персонажей и заглядываем им через плечо.

По моим соображениям, эта история заслуживает прочтения, но дабы у вас не осталось сомнений в обоснованности оных, я облеку их в вид тезисов. Итак,

1. Детство и юность. Несомненное удовольствие мне доставило повествование, относящееся к периоду детства и юности Филипа Кэри. Дом блэкстеблского священника, школьные триместры, Гейдельберг, мытарства художника в Париже - во всём этом сквозит неведомое очарование. Филип едва вступил в жизнь, и мы можем наслаждаться свободой вместе с ним. И это прекрасно.

2. Рассуждения об искусстве. Будучи обывателем, я отношусь к искусству с трепетом, как и к любой другой области, в которой ничего не смыслю. Наверное, это и послужило причиной того, что меня так заинтересовали споры о живописи, и страсть, с которой Филип описывает творения Эль Греко, передалась мне: я соглашаюсь с Филипом, когда он говорит, что в них сокрыто нечто особенное.

Эль Греко был художником человеческой души; эти дворяне, изнуренные и высохшие не от лишений, а от умерщвления плоти и мучительства духа, которому они себя подвергали, не ведали красот мира сего - их глаза были обращены в глубь собственного сердца и ослеплены сиянием непостижимого. Ни один художник не показал с большей беспощадностью, что наш мир - только временное пристанище. Глаза людей, которых он рисовал, отражали невыразимую тоску души; чувства этих людей до крайности обострены - но не для того, чтобы воспринимать звук, запах и цвет, а для того, чтобы улавливать тончайшие движения собственной души.

3. Поиски смысла жизни. Здесь мы можем проследить многочисленные метаморфозы, происходящие в мозгу юного Филипа Кэри, начиная от его слепой, детской веры в бога и заканчивая... А впрочем, сами узнаете, к чему он пришёл.

Неудача ничего не меняет, а успех равен нулю. Человек - только мельчайшая песчинка в огромном людском водовороте, захлестнувшем на короткий миг земную поверхность; но он становится всесильным, как только разгадает тайну, что и хаос - ничто.

4. Люди. Будет несправедливостью не упомянуть среди прочего хотя бы несколько лиц из длинной вереницы портретов галереи жизни Филипа Кэри. Такие персонажи, как Лоуренс, Фанни Прайс, Уикс и Клаттон, несомненно, украсили это произведение; но настоящим бриллиантом среди них я назову старого Кроншоу с его вечной присказкой о том, что жизнь подобна персидскому ковру.

-А что это такое?
-Да какой-то ветхий коврик. Ему, наверное, грош цена. Я даже спросил Кроншоу, какого черта он прислал тебе такую рвань. По его словам, он увидел его в какой-то лавочке на рю де Ренн и купил за пятнадцать франков. Это как будто персидский ковёр. Он сказал, что ты спрашивал его о смысле жизни и вот его ответ. Но он был пьян в стельку.
Филип рассмеялся.
-Ах да, понял. Я его возьму. Это была одна из загадок Кроншоу. Он говорил, что я сам должен найти разгадку, не то ответ будет бессмысленным.

Ищите вместе с Филипом Кэри!