биографии знаменитостей

Какое удовольствие читать эту книгу! Автор - умная, глубокая, наблюдательная женщина. Хочется цитировать и цитировать.

Мы примирились с тем, что во многом с Иосифом расходимся; ему такая позиция была скорее чужда. Однажды, после смерти Карла, он спросил меня, сердился ли на него когда-нибудь Карл. Я посмотрела на него и увидела, что он в самом деле не понимает, сколько он от нас требовал и сколько обещаний не выполнял. Не сомневаюсь, что мы его тоже разочаровывали…
– Иногда, – ответила я, слегка оглохнув от шума утекшей с тех пор воды.

Будучи тесно связанной с Бродским, автор видела далеко не только лучшие стороны его характера. Обо всех эпизодах она говорит с любовью, даже о тех, о которых вспоминать больно.

Я готова была сделать сокращения, если бы Иосиф настаивал, но к резкой его реакции готова не была. Он чувствовал себя обманутым и не понимал, что я дала обещание умиравшему мужу. В припадке подозрительности он обвинил меня, сказал общим знакомым, что написала это наверняка я. Карл никогда бы такого не сделал. Тогда это было не особенно забавно, тем более что я как раз готовилась напечатать его очередную книгу на русском.

Когда он прислал мне письмо с угрозой подать в суд, я позвонила моей consigliere Саре Бабенышевой, знавшей всех в русском литературном мире. Она, в свою очередь, позвонила близкой приятельнице Иосифа Виктории Швейцер. После этого она позвонила мне и сказала: раздел про Иосифа уберите из книги Карла – опубликуете его потом. Не стоит губить из-за него такую тесную дружбу.
Я согласилась, но добавила в предисловие строчку о том, что воспоминания о Бродском исключены по его просьбе. Сьюзен выслушала все это с грустью, ей нравился Карл. Спросила меня, восстановилась ли наша дружба после этой ужасной угрозы.
– Я приняла решение простить Иосифа, – ответила я.
Теперь я думаю, правдивее было бы сказать, что не перенесла бы потери еще одного человека из моей жизни.

Автор бывала в России на протяжении нескольких десятилетий, и ее наблюдения точны и тонки.

Путинская приборка еще не дошла до этого района, в прошлом населенного среднезажиточной публикой. Здание выглядело обветшалым, перил на лестнице не было, во мраке как будто таилась угроза. Зато в квартире царили тепло и русский семейный уют. Вспомнилась эта неизменная черта моей российской жизни – когда входишь из недружелюбного, неприветливого города, с официального холода в живое людское тепло.
Когда настало время уходить, Яша посигналил фонарем водителю – убедиться, что никто не околачивается на стоянке. Я вспомнила Москву 1991 года, когда старухи продавали фамильное серебро, чтобы накормить своих кошек, посмотрела на безлюдную улицу, не увидела ничего необычного, но почему-то почувствовала угрозу. Это был постсоветский мир, которого ни Набоков, ни Бродский не знали.

Книга небольшая, 60 страниц А4. Еще почти полкниги занимают фотографии.