биографии писателей и поэтов

Если бы можно, я поселился бы в уголке любого товарного вагона и странствовал бы с ним. Какие прелестные дни я проводил бы на разъездах, где товарные поезда сплошь и рядом простаивают по нескольку часов. Я бы валялся около насыпи на теплой траве, пил бы чай с кондукторами на товарных площадках, покупал бы землянику у голенастых девчонок, купался бы в соседней речке, где прохладно цветут желтые кувшинки. А потом, в пути, сидел бы, свесив ноги, в открытых дверях вагона, ветер от нагретой за день земли ударял бы в лицо, на поля ложились длинные бегущие тени вагонов, и солнце, как золотой щит, опускалось бы в мглистые дали русской равнины, в тысячеверстные дали и оставляло бы на догорающем небе винно-золотистый свой след.

Сколько раз себе говорю, Что отзывы на книги надо писать сразу по прочтении. Но не всегда получается. А вот теперь начинаю, и понимаю - а впечатления уже притупились! То есть я помню, что очередная повесть Паустовского мне как всегда безумно понравилась, но какие-то штрихи в памяти уже слились.

Ну да ладно, попробуем и так. Тем более, чего пробовать-то, отношение к книги я уже высказал.

Сколько бы ни пришлось жить на свете, никогда не перестанешь удивляться России. У меня это удивление началось в детстве и не прошло до сих пор. Нет в мире страны более неожиданной и противоречивой.

Это третья повесть из большой "Книги жизни". На этот раз мы знакомимся с жизнь писателя в 1917-1920 годы. И вместе с ним переживаем трижды революцию. Сначала в Москве, где он стал очевидцем событий 1917 года, потом в Киеве и, наконец, в Одессе. Об очень непростых событиях он рассказывает он рассказывает достаточно простым языком и таким же простым (моим любимым!) публицистическим стилем. Он не копается в душах людей, не лезет в менталитет, не ищет ответа на вопросы национальной идеи. Он просто рассказывает так, что это интересно читать. В иной книге равнодушно пропускаешь мимо глаз строчки о том, как вокруг рвутся снаряды. Здесь узнаешь, как Паустовский и еще несколько человек на несколько дней оказались отрезаны от всего мира восстанием юнкеров, как он несколько дней находится под обстрелом - и сердце колотится.

А потом через несколько десятков страниц читаешь. как он замерзал в Одессе, и замерзаешь сам настолько, что хочешь надеть свитер, или завернуться в плед. И уже совершенно не осуждаешь человека за то, что он ходил воровать дрова, точнее даже старые половицы, особенно потому, что он при этом сильно рисковал жизнью.

Свидетельство Паустовского - это еще одно, я полагаю достоверное слово о том, как жили люди в то время. Это даже не констатация факта, что жили плохо. Это рассказ. насколько разнообразно плохо они жили, и что будоражило их умы.

От газетного листа должно разить таким жаром, чтоб его трудно было в руках удержать. В газете должны быть такие речи, чтобы у читателя спирало дыхание.

Наконец мы видим все больше и больше зарождение в Паустовском журналиста и писателя. Мне как журналисту это наиболее интересно. Сколько бы историй о своей профессии не читал, более захватывающей, более романтичной и суровой версии ремесла публициста я еще не встречал

Такого человека начинаешь воспринимать как некий образец нравственности. Хотя о своих качествах, которые могли бы это подтвердить, написано как раз и не так уж много.

Завершаю цитатой. Без всякого заключения.

Все, что пишущий дарит любимому, он дарит всему человечеству. Я был уверен в этом неясном законе щедрости и полной отдачи себя. Отдавать и ничего не ждать и не просить взамен, разве только сущий пустяк - какую-нибудь песчинку, попавшую на милую теплую ладонь, - не больше.