Александр Твардовский

Я мечтал о сущем чуде:
Чтоб от выдумки моей
На войне живущим людям
Было, может быть, теплей…

Как хорошо было в детстве…
Деревья тогда были большими, фашисты (= немцы) – злыми, глупыми, невоспитанными, одним словом - плохими, а «наши» - добрыми, смекалистыми, веселыми, одним словом - хорошими. Из игр в войну я узнала несколько немецких слов (Hände hoch, Schwein, Achtung! Achtung!, Heil - и все они звучали как ругательство), русское слово «вероломно», а еще стишок про Гитлера с хвостом, которого изловили «под мостом».
Прошло не много времени, и самые продвинутые в нашем детском саду узнали, что «немец» - это необязательно «фашист», что немцы тоже могут быть хорошими. И теперь только лузеры могли, говоря о фашисте, умудриться назвать его немцем.
Еще несколько лет – мы стали умнее, научились читать и узнали из книг, что «наши» были разными – и грустными, глупыми, предателями в том числе. Что есть такое понятие, как «маленький человек», винтик в большой машине, что «фашистом» можно было оказаться не по своей воле. А потом закончилось советское время, появились новые книги. И мы узнавали, узнавали, узнавали… Разные версии о начале войны, о количестве жертв с обеих сторон, о настроениях на фронте, о судьбе советских военнопленных. Мы узнавали — и становились взрослыми.

«Василий Теркин» – это возвращение в детство, чистое и ясное. Потому что тут можно, забыв все тонкости и сомнения, гордиться родиной (забытое чувство!), верить в русского человека (еще одно, забытое).
Здесь почти нет эпичности, зато есть «на войне живущие люди» - живущие и по-настоящему живые. Что удивительно: даже идеальный Теркин, и тот живой. А все дело в небольших деталях:

…И друзей и близких лица,
Дом родной, сучок в стене…

Половина стихов из «Василия Теркина» вошла в пословицу. Иначе как объяснить, что, читая книгу впервые, давно и прочно (с того самого детства) знаю наизусть некоторые из них:

Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на земле.
Так скажу: зачем мне орден?
Я согласен на медаль.
Переправа, переправа!
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда…
С первых дней годины горькой,
В тяжкий час земли родной,
Не шутя, Василий Тёркин,
Подружились мы с тобой.
Вот стихи, а всё понятно,
Все на русском языке.

P. S. А кстати, моя бабушка, которая 15-летней девочкой оказалась на территории, занятой фашистами (несколько из них жили в ее доме), рассказывая о том времени, говорила о них в точно такой же манере – глупые, невоспитанные, неумелые. Было страшно, да. Но – смеялись над ними.