адаптированный текст

«Если Гоголь, Островский, Лесков, по преимуществу изобразители типов, Тургенев и Л.Толстой - характеров, то специальность Достоевского - изображение личностей. Личность всегда разрушает традицию, апеллирует к переоценке, духовной свободе».
С.А. Аскольдов

Хотя все романы, составляющие «великое пятикнижие» Достоевского, во многом схожи между собой – объединяет их и общая идея русского православно-христианского миропонимания, и вечная тема «тайны человека», даже сквозные образы есть, – «Идиот» среди них выделяется особенно и, кажется, это самый грустный роман писателя.

Казалось бы, образ «положительно прекрасного человека» должен вдохновлять и служить примером для читателя. Смирение, доброта, исключительная способность к высшей христианской любви князя Мышкина – искренней любви к человеку, несмотря на его глупость, низость и бесчеловечность, - не могут не вызывать восхищения. Князем Христом называл своего героя Достоевский, но принято считать, что отличием, если можно так выразиться, князя от Христа является отсутствие у него «силы духа»: «невнятный гуманизм, который жалеет и помогает, но не преображает и не спасает». Действительно, признанный мастер изображения раздвоенности души человеческой (как говорит Версилов, «я могу чувствовать преудобнейшим образом два противоположных чувства в одно и то же время»), здесь Достоевский наоборот одну душу как бы «разделил» на две части, и только Рогожину досталась «жажда полноты жизни», страстность и стремление к действию.

И всё же сложно согласиться, что князю не хватает воли, «чтобы управлять своею душевной и телесной жизнью и руководить другими людьми, нуждающимися в помощи». Не только страданием откликается он на чужое страдание, его любовь к людям деятельная и мужественная. Он облегчает участь Мари, личным примером «переворачивая» общественное мнение, его слова и поступки очевидно оказывают облагораживающее действие на окружающих, - Колю, Ипполита, Радомского - правда, лишь на тех, кто готов воспринимать «прикосновение» князя. Но и абсолютным христианским идеалом князь Мышкин, к сожалению, не становится - Настасья Филипповна, кажется, была испытанием князя, и он этого испытания не выдержал.

«Милосердие есть орудие познания наравне с разумом», способность к любви и невыразимое чувство сострадания наделили князя даром (или проклятьем) проникать «в самую сокровенную глубину чужой души». Своим любящим сердцем он прозревает гордость, болезненное самолюбие, гнев, вызов, стыд и глубокое страдание Настасьи Филипповны и испытывает к ней мучительную и жгучую жалость. Кажется, в какой-то момент князю удаётся вселить в Настасью Филипповну надежду на спасение – почему она и соглашается на замужество, – но в то же самое время, будучи искренним и открытым человеком, князь не может утаить от Настасьи Филипповны то, что увидел в душе её – всего лишь пустоту. Ведь если «устранить» порок, которым Настасья Филипповна так гордится и продолжает с какой-то гнусной радостью «губить» себя, у неё ничего не останется. А что такого есть в грехе, ради чего стоило бы столько переживать и мучиться? Ум не позволяет Настасье Филипповне отрицать пустоту своей души, а гордость – смириться с таким положением, что и приводит её, фактически, к самоубийству.

Но князь «не выдержал испытания» не потому, что не смог спасти Настасью Филипповну – это и невозможно было сделать против её воли – а потому, что не смог вынести своего поражения, хотя и знал с самого начала, чем всё закончится... Его финальное безумие сродни отчаянию – страшнейшему из грехов.

Картина Ганса Гольбейна «Мёртвый Христос», занимающая особое место в структуре романа Достоевского, отличается тем, что в ней художник чуть ли не впервые в истории живописи отступил от общепринятого условно-идеализированного изображения тела Христа и написал почти точную копию мертвеца: с застывшим взглядом, отпавшей нижнею челюстью и судорожно вытянутым телом. «От этой картины у иного ещё вера может пропасть». Но гораздо более страшное испытание – для таких, как князь Мышкин, обладающих даром читать в сердцах людей – потерять веру не в Бога, но в человека. Тут нужна поистине сверхчеловеческая сила любви.