Современная русская литература

Прочитала за два дня. Амбивалентные чувства от прочитанного.
С одной стороны, таких историй тысячи и тысячи, а с другой… с другой, все мы были подростками, все проходили через этот возраст, и вот я не припомню, совершенно не припомню, чтоб мы вели такие разговоры друг с другом. Чтоб обсуждали НА ТАКОМ УРОВНЕ какие-то темы. Возможно, я и мое окружение несколько отсталое и малоразвитое было, но и в других компаниях в школе никто не обсуждал таких тем. Подростки всегда одинаковы, во все времена и во всех школах. Их мало интересует философская херь, у них совершенно иные проблемы и интересы. Поэтому – МОЖНО ПОДУМАТЬ, и этим «МОЖНО ПОДУМАТЬ» пропитано все произведение.
С другой же стороны, произведение примечательно другим, тем, что очень ярко демонстрирует, что может быть, если ты принимаешься устраивать чью-то судьбу, пусть даже того, на кого ты, как тебе кажется, имеешь полное право.
Я бы эту книгу обязательно, навязчиво и даже путем открытых чтений рекомендовала всем родителям, чьи чада перешли из средней школы в старшую. Вот прямо вместо бестолковых родительских собраний. Вот прямо в первое сентября. Чтоб руки не чесались, чтоб не зудело в одном месте. Ведь если по хорошему, то что бы произошло? Автор этот вопрос несколько раз задает, но ответа на него не дает, ибо сам вопрос риторический. Ответ на него известен всем и не требует обоснования и доказательств. Через это прошел, чуть ли не каждый второй. И совершенно очевидно, что герои книги, ну максимум до второго курса института были бы вместе, а дальше… Дальше Юлька искала бы какого-нить дипломата или летчика международника, а Ромка бы стал вечным студентом, мечтая о том, что стал бы академиком. Нет у них ничего общего, нет. Ну так и дайте им гулять – вздыхать да за руки держаться.

Чем больше я читаю книги родом из СССР, тем мне все больше кажется, что я в какой-то другой стране жила, и про какую-то другую страну нам сегодня рассказывают.
Я жила в стране, в которой подростки не разговаривали таким не подростковым языком. Не философствовали. В стране, в которой я жила, если случалось с кем-то большая любовь, то все остальные демонстрировали полную бестактность, и четко знали – что девочка уже не девочка!
В стране, про которую сейчас показывают документальные фильмы и рассказывают во всяких ток-шоу, говорят, что говорили, только о партии, пятилетках, все на всех доносили, и в этой стране не было секса.
А тут такая чудеснейшая книжка, да еще и опубликованная впервые в журнале, который читался в каждой третьей квартире страны! Книжка о безумно умных подростках, тактичных и совершенно не обсуждающих – трахнул, али не трахнул!

От современного романа, книга отличается, пожалуй, только тем, что дан только намек на постельную сцену и нет самого описания. Все остальное вполне актуально и правдоподобно. Если конечно снять налет приторности и притворства со школьников.

– Ну и Танечка! – сказал Сашка, когда они с Романом возвращались домой. – Будем изучать любовь.
– Она смешная, – ответил Роман. – Ей кажется: она придумала хитрый ход. А ведь ежу ясно, что она – Иван Сусанин и заманивает нас в дебри, чтобы спасти от секса. Между прочим, это ты ее вынудил своей солдатской прямотой.
– Мы уже не дети, – басом сказал Сашка, – чтобы нас водить за нос.
– Ты все-таки балда, – беззлобно сказал Роман. – При чем тут «за нос»? Я сказал – в дебри. В чащобу духа. А секс, он где? Он на опушке.
– Ну, знаешь, – ответил Сашка, – если он на опушке, то чего я пойду в дебри? Я что – дурак?
– Не прикидывайся скотом, – сказал Роман. – Поэтому и пойдешь за Танечкой, потому что она Сусанин. Это как пить дать… И еще она девушка обаятельная, за ней приятно идти…
– Смысла не вижу…

– В чем?
– В дебрях.
– Это, солдатик, называется нравственным воспитанием, – засмеялся Роман. – Запомни.
– Как тебе новенькие? – перевел на другую тему Сашка. – По-моему, серость…
– Пусть живут, – великодушно разрешил Роман. – Мне вообще кажется, что сейчас все люди на одно лицо… Знаешь, как заметил? Перестал различать дикторш по телевидению. Все с глазками, все с носиками, все с волосиками, и – никакой разницы: кто есть кто. А потом огляделся – батюшки, все люди не просто братья, а однояйцовые близнецы.
Сашка подозрительно посмотрел на Романа. На него всегда надо так смотреть. Он «прикольный» парень. Такое заявление об одинаковости человечества вполне может быть задуманной провокацией: вызвать Сашку на разговор, в котором он ни бэ, ни мэ, а Роман всю проблемку обсосал и обдумал до зернышка.
– Есть индивидуальности, – пробурчал Сашка.
– Их все меньше, – сказал Роман. – Очень долго не было ситуации, при которой личность проявляет свой максимум. Война там, голод, оледенения… Все живут одинаково, и все становятся похожими друг на друга…
– Ну ты даешь! – разозлился Сашка. – Все живут одинаково? Где ты это видел? Ты что – дурак? У одних машины, у других – от получки до получки, одни ничем не гнушаются, а другие всю жизнь в трамвае стоят, потому что стесняются сидеть. Одни верующие во что-то до тошноты, другие ни в бога, ни в черта…
Роман скривился.
– Нельзя же понимать все буквально… Во всеобщей одинаковости тоже градация от нуля до ста, к примеру. Все, что ты говоришь, сюда укладывается. Просто, чтобы стать личностью, надо выйти за эту градацию.
– И что сделать?
– В том-то и дело, что, когда ищешь, что сделать, это тоже поиски внутри градации. Что может придумать ординарный человек?
– Ну знаешь, войны я не хочу, – сказал Сашка.
– А я хочу? Но машина даже в экспортном исполнении – тоже пошлость.
– Так полети в космос!
– Мне это неинтересно, – с вызовом сказал Роман. – Понимаешь, меня всерьез гложет…