Русская классика
Комментарий к книге Повесть непогашенной луны
Рецензия на книгу Заволочье
kopi
Издано: «Заволочье», Ленинград., Прибой, 1927. - 144 с., 6 000 экземпляров. Борису Пильняку всего-то 33 года. Читаешь - и начинается волшебство.И не потому только, что Север, Заволочье…
А еще потому, что мисс Эрмстет из Лондона –«странная девушка!-родилась и жила в России…она всегда молчит и собирается обратно в Россию…долго лежит в кровати с книгой о Земле Франца-Иосифа».
И в этот же день на острове Новая Земля из Белужьей губы должно было уйти в Россию судно «Мурманск»…она заходила под 79*30*северной широты, чтобы взять та остатки экспедиции Кремнева…пятеро, они все переболели цингой; они не выходили из дома, потому что каждый боялся, что другой его подстрелит, и они сидели по углам и спали с винтовками…уговаривались идти из дому без оружия, когда метелями срывало антенны и всем нужно было выходить на работы; все пятеро были сумасшедшими… Через неделю они должны были в Архангельске оставить страшное одиночество льдов, мест, где не может жить человек…
А над всем этим стоит «невероятная луна, диаметром с аршин,, и блики на воде, на льдах, на снегу казались величиною в самую луну, сотни лун рождались на земле». И дальше-пойдет «чугунная лирика страшных просторов и страшного одиночества…где за бортом колбы, которая звалась кораблем «Свердруп», плескалась и ползала зеленая, в гребнях, жидкая муть, которая зовется водой, но которая кажется никак не жидкостью» и впереди- та же муть, и чайки у кормы, да черные поморники, да дельфины, да два кита, да обломки безвестных(погибших, поди, разбитых,-как? когда? где?)кораблей… Впереди небо было уже ледяное. Склянка пробила ночь…
Спасает, немного, что «по закона плавания за Полярным кругом каждому полагается в сутки по полстакана спирта»…но еще есть штормы и невероятными красками горит север, то огненный, то лиловый, то золотой… секстан бессилен перед тучами и туманами и судно идет наугад…а когда судно отдыхает от качки, нужно втереться к ближайшему айсбергу, чтобы взять пресной воды, а внутри айсберга пробило грот, там было зеленое озерко, и туда забивались волны, свободные, голубые, океанские и по ходу-если вдруг полынья-нужно просто прыгать через нее с разбегу, если полынья маленькая, или подтолкнуть багром маленькую льдинку и переплыть на ней полынью, если большая…а под тобой океан, глубиною в версту…
А кто еще не понял тамошней красоты, знайте: на Шпицбергене, например, есть «пласты каменного угля над поверхностью, залежи свинца и меди и железа и прочее…там брызжут фонтанами среди льдов киты, ходят мирные стада тюленей, бродят по льдам белые медведи и песцы и человечество бросает людей, чтобы бить их...Там полгода ночи, северных сияний и такой луны, при которой фотографируют и таких метелей, которые бросаются камнями величиной с кулак. Там люди едят и пьют, то что скоплено, привезено с человеческой земли; там не дают алкоголя. Там не женщин,-там ничего не родится и быть может рабочий подумает-о земле, об естественной человеческой жизни, о прекраснейшем в ней- о любви и о женщине,- и он бросит думать, должен бросить думать,- ибо ему некуда уйти, он ничего не может сделать и достигнуть…ибо природа и расстояния существуют к тому, чтобы не давать жить, чтобы убивать человека. ..И никуда не уйдешь, ибо кругом смерть и холод,- и нельзя думать о женщине, ибо женщина есть рождение, ибо думать можно только о смерти…И надо больше работать, как можно больше работать…и надо быть бодрым, ибо только чуть-чуть затосковать, заскулить-неминуемо придет цинга, эта болезнь слабых духом, которую врачи лечат не лекарствами, заставляя больных бегать, чистить снег, таскать камни, быть веселым, иначе-загниют ногти и челюсти, выпадут волосы и придет смерть в страшном тосковании.
Некоторые-спасаются книгами, когда «мысль уходит в пространства мира и книги есть все-о звездах, о законах химии и математики, о горном деле- но все молчат об естественной человеческой жизни» и велят познать те «законы мира, где человек-случайность и никак не цель»…
И все же говорят мужчины-Женщина!-и каждый звук скоро наполняется густой кровью, тою, что бьется в висках и сердце мужчин…и не может быть лучшей музыки, чем слово-женщина…
Все экспедиции, где есть женщина ,гибнут…И здесь , где все обнажено, когда каждый час нужно ждать смерти, никто не смеет стоять мне на дороге, и мужчины убивают друг друга за женщину,-дерутся за женщину, как звери, и они правы. Я оправдываю тех, кто убивает за женщину…-Ну, говорите, вот она вошла, вот прошуршали ее юбки вот она улыбнулась, вот села, и башмак у нее такой, ах, у нее упала прядь волос, и шея у нее открыта, ну, говорите, говорите о пустяках...она положила ногу на ногу, она улыбнулась…что может быть прекрасней?!
…И вот они во льдах, их десятеро и одиннадцатая она, и двенадцатый тот, кому она принадлежит,-за льдиной сидит человек с винтовкой, и навстречу к ней идет двенадцатый, и пуля шлепнула ему по лбу… а потом и ей…Ну говорите, говорите же о ней; как была она одета, как расстегиваются ее тесемки.. Глядите, какая у нее рука!…
От Вологды до Архангельска поезд ползет по тайге и тайга-одно тоскливое недоразумение из елей и сосен…станции одна от другой в расстояниях тоскливо-долгих, и все станции однообразны, как китайцы, -и такие, около которых ничего нету,- ни человека, ни души, ни куска хлеба…
С одной стороны, я рада, что теперь немного представляю себе, кто такой Борис Пильняк.
С другой - возможно, именно сейчас книга не попала под настроение. Все эти долгие описания последних дней жизни Фрунзе, все эти странички, с которых так и сочится тревога, напряжение, дурные предчувствия. И как-то всю дорогу от повести тоскливо и нехорошо на душе.