Русская классика

Наверно многие столкнулись с этой особенностью первого тома, когда начало читается едва ли не дольше, чем весь остальной роман вместе взятый. Слишком много французского, масса длинных простыней сносок с переводом... Мне пришлось пересиливать себя, чтобы пойти дальше. Я точно помню, когда впервые прочла что-то по-настоящему меня подкупившее: это было описание старшего Болконского - емкая, точная характеристика в один небольшой абзац.

Именно этим и остался для меня роман - книгой человеческих образов.

Нет, не подумайте, что я что-то пропустила или какой-то эпизод показался мне скучным, хоть из-за многословных описаний терялось первое сильное впечатление (исключение, пожалуй, только небо под Аустерлицем - настолько сильного, какого-то подсознательного, чувства глубины, которое оно вызвало, я не забуду никогда). Вообще же, насколько я знаю, скрупулезные перечисления всего и вся были нормой для романов той эпохи. Но в людях-образах Толстого чувствовалась рассудительная краткость описаний. Именно поэтому еще горше было в конце романа осознать, что персонажи подтягивались автором под свое представление. Речь не только о Наташе, хотя ее образ нагляднее всего демонстрирует, как автор воплотил свой идеал женщины не считаясь с характером и логикой героя. Самым сильным антигероем для меня стал Пьер Безухов - из-за подгонки его образа под идеал интеллигента.

Впервые Пьер предстает как ведомый, неуклюжий, без твердости: рыхлая внешность отображала рыхлый же характер. А под конец романа, когда автор сообщает, что Пьер изменился (подтянулся=возмужал), почему-то возникло ощущение, что мне предлагают довериться тому, чего я сама не до конца наблюдаю. Внешние изменения и разочарования - это одно. А вот с внутренними сложнее. У меня создалось впечатление, что как раньше Пьер молодым теленком бросался за идеями, так и сейчас, разочаровавшись в одном, тут же очаровался другим, в этот раз масонским. Но так как последние были тщательно продуманной организацией, не полагались на волю случая, то подросшего богатого бычка крепко взяли за поводок и твердо повели в нужную сторону.

Конечно, я не настаиваю на истинности своих рассуждений, этот роман - культурно-исторический срез, роман-эпопея, и в его многообразии, как в жизни, всё неоднозначно: стоит только захотеть, найдешь миллион смыслов для одного мгновенья. Каждый раз задаешься мыслью: ...или я чего-то не вижу, или именно в этом скрыта идея? Развернутость панорамы позволяет делать разные допущения и перечитывать, ломая голову над ними, можно до бесконечности.