Книги о войне

Эта книга взорвала мне мозг настолько, что я, наверное, еще не скоро смогу окончательно все разложить по полочкам и по своим местам. Казалось бы – что нового? Неужели я и раньше не догадывалась, что на той, другой стороне были точно такие же люди, с точно такими же желаниями, чувствами? Конечно, все это было понятно. Вот только сочувствия к ним как не было, так и не появилось после прочтения этой книги. На каждой странице я искала его в себе – и не находила. Его заслоняли кадры и фотографии военной хроники, книги о войне, рассказывающие обо всем с нашей стороны, рассказы бабушки и дедушки. А еще заслонял советский фильм «Баллада о солдате», чем-то до странности напоминающий эту книгу. Вот только над «Балладой» я каждый раз рыдаю, а тут мои глаза оставались сухими все время чтения. Один-единственный раз что-то похожее начало появляться в сцене, когда Эрнст Гребер забирает на почте посылку от матери, которую та отправила ему на фронт и которая вернулась обратно, но Ремарк все тут же убил метким выстрелом – рассказом эсэсовца Гейни о том, как они «делали огнеметы» из русских – заливали в рот горючее и поджигали. И все, как отрезало. Для меня нет вопроса, на чьей я стороне, нет никаких сомнений в этом. А еще я просто не верю в раскаяние Германии:

«Пока они побеждали, все было в порядке, а того, что не было в порядке, можно было и не замечать или оправдывать великой целью. И какая же это цель? Разве у нее не было всегда оборотной стороны? И разве эта оборотная сторона не была всегда темной и бесчеловечной? Почему он не замечал этого раньше? И действительно ли не замечал? Сколько раз он начинал сомневаться и его охватывало отвращение, но он упорно гнал его от себя!»

То есть, если бы победы продолжились, Эрнст Гребер так и не задумался бы ни о чем? Все бы было правильно, если бы все закончилось победой Третьего Рейха?

И странно читать вот эти строки после описания бомбежки:

— Этого нельзя простить, никогда, — сказал кто-то позади Гребера.
Он обернулся. Женщина в красивой кокетливой шляпке, не отрываясь, смотрела на детей.
— Никогда! — повторила она. — Никогда! Ни на этом свете, ни на том.

Что простить? Кому простить? Странно читаются слова немцев о прощении кого бы то ни было. 60-65 миллионов человек стали жертвами этой страшной войны. Жертвами не столько даже солдат, сколько «людей с весьма эластичной совестью», которые дали всему этому развиться и случиться. Ведь так удобно читать внутри себя мантру: «Мы лишь исполняем свой долг. Мы не ответственны». Им казалось, что их война никогда не коснется, никогда не придет в их дом. То, что происходит где-то там - нормально, это же война.

«Когда мы бомбим города — это стратегическая необходимость; а когда бомбят те — это гнусное преступление».

И оказывается, что война – вот она, уже пришла. И разрушения, пожары, смерть, голод - все они уже тут и заставляют задуматься о происходящем. Впрочем, ничего от этого не меняется, да и не может измениться.

«После этой войны так бесконечно много надо будет прощать и нельзя будет простить! На это не хватит целой жизни».

А ведь хватило гораздо меньше. Я живу на бывшей немецкой земле, моя бабушка, приехавшая сюда осенью 1945 года со вторым эшелоном переселенцев, успела пожить тут бок о бок с немцами, пока тех не выселили одним махом в 1947 году. Никогда я не слышала от нее ни одного плохого слова о немцах. Жили рядом, работали рядом, общались насколько это было возможно.

Понимаю ли я их? Да, понимаю. И понимаю, что к этому привело. Прощаю ли? Не мне их прощать. Сочувствую ли? Нет.

И все равно какой-то странный сумбур в голове, который никак не проходит…