Книги о войне

Существуют люди, которые искренне считают, что нет ничего проще работы клоуна. Уметь ничего не надо, падаешь, например, пародируя акробатов, и все довольны, смеются и аплодируют. Реальность же такова, что клоун, пародирующий акробатов должен уметь больше, чем они.

Один из таких горе-клоунов от литературы взял и наваял два довольно объемных романа из истории прошлого века. Знакомство с означенными опусами я начал с «Мандолины капитана Корелли», хронологически написанного раньше. Действие книги происходит по большей части в Греции во время второй мировой войны. Тема интереснейшая, и возьмись за нее писатель, наделенный литературным талантом и владеющий темой, то и результат, очевидно, был бы иным.

Когда Маркес пишет о Макондо, а Рушди о Кашмире, у читателя нет сомнения, авторы прекрасно знают, о чем они пишут. Я не то, чтобы очень много знаю о Греции и ее новейшей истории, но по прочтении «Мандолины» у меня сложилось стойкое впечатление, что автор знает об этом еще меньше.

Взять брошюру «100 фактов о Греции, которые вам необходимо знать во время отпуска», написанную одними имбицилами для других, в сочетании с сомнительными побасенками о войне и названиями блюд греческой кухни из другой брошюры — вот нехитрый рецепт сочинения подобной, с позволения сказать, литературы. По своей беспомощности произведение де Берньера больше всего напоминает творчество начинающего графомана, выкладывающего незамысловатый результат своих школярских потуг в собственном блоге.

Принцип здесь достаточно прост: это даже не «что вижу, о том пою», а «что вижу у других, тащу к себе». Насобирав таким образом с бору по сосенке, автор сооружает эдакую хлипкую аляповатую конструкцию, грозящую в любой момент развалиться, что она в итоге и делает. Оторопевший читатель найдет у де Берньера все, что видел или читал раньше. Тут вам и инцидент в Гляйвице, перенесенный в Албанию. И прямо таки русская зима с двадцатиградусными морозами в Греции(что не мешает позже называть автору этот период «сезоном дождей»), чтоб подпустить «драматизьму» в описание бедствий итальянской армии и накропать по этому поводу еще с полсотни страниц. Был за пару лет до того у имевшего успех со своим романом «Английский пациент» Майкла Ондатже среди персонажей сапер-сикх, и тут же, как будто ее звали, турецкая морская мина времен первой мировой, оказывается выброшенной на берег. Конечно же бравый капитан Корелли обезвредит ее, а автор выдаст еще три десятка страниц ни о чем. Вообще то, что де Берньер беззастенчиво спекулирует или — в его собственных терминах- паразитирует на разогретом Майклом Ондатже читательском интересе к теме Второй мировой войны в декорациях Южной Европы совершенно очевидно.

Остальное в том же духе, все та же позавчерашняя солянка: обязательный гомосексуалист; мышонок Марио, прирученный солдатами; уже давно ставший заезженным образ «порядочного» австрийца, единственный на фоне «плохих» немецких нацистов и прочая, прочая, прочая. Австриец, правда, волею недобросовестного писаки становится «сыном евангелического пастора из Тироля». Непреднамеренный комизм такой характеристики станет понятен любому, мало-мальски знакомому с этнографией Европы: в сугубо католическом Тироле даже сейчас не во всех деревнях слышали о самом существовании неких «евангелических пасторов», а уж для начала прошлого века это вообще полный абсурд. Ларчик, правда, открывается просто, католики, что очевидно еще из его «латиноамериканской трилогии», по антипатиям де Берньера прочно занимают место в первой тройке вместе с коммунистами и православными.

Но как мы уже видели и еще много раз увидим, до исторического, религиозного или этнографического правдоподобия автору нет ни малейшего дела, когда он стремится навязать беспомощному читателю свои воззрения.

Есть, правда, и эпизоды, в которых де Берньер оригинален. О художественных достоинствах и глубине содержания оных можно судить, например, по следующему отрывку:

«Впервые я встретился с ним в отхожем месте лагеря. У его батареи был нужник, известный под именем «Ла Скала»: капитан организовал оперный кружок, что совместно испражнялся там каждое утро в одно и то же время, сидя рядком на деревянном помосте со спущенными штанами. У него было два баритона, три тенора, бас и альт, подвергавшийся многочисленным насмешкам из за необходимости петь все женские партии; а суть была в том, что каждый должен был выдать говешку или пустить голубка во время крещендо, пока этого не было слышно за пением.»

С тех самых пор, как я натолкнулся у автора на этот «шедевр», я именно так и представляю себе ад для графоманов, а также литературных критиков, их проталкивающих.

С другой стороны, пиши де Берньер только об опорожнении кишечника и мочевого пузыря, а пишет об этом он много и охотно, то и претензий к нему было бы меньше. Но взгромоздившись на вершину своего убогого литературного сооружения, воздвигнутого по упомянутой выше нехитрой схеме, он, как всякий уважающий себя графоман, берет на себя роль объясняющего господина, и, вооружившись всеми мыслимыми идеологическми штампами, начинает пафосно читать лекцию в духе «История Второй Мировой Войны Для Тех, Кто Ничего Об Этом Не Знает» , обрушивая на читателя потоки словесных фекалий.

Естественно, войну выиграли доблестные англичане, американцы в это время бомбили где-то далеко Дрезден, а Советы со своими коммунистами мешали тем и другим. Что касается конкретного острова, где разворачивается действие, то тут войну выиграли даже не англичане, а практически в одиночку английский лейтенант Кроликос с мешком золотых соверенов. То есть, когда я читаю Алистера Маклина про Наварон, я готов поверить, что англичане что-то способны выиграть, по крайней мере на время чтения книги – Маклин пишет со знанием дела. Графоман де Берньер же просто набирает объем, не удосуживаясь придать этому бреду сивой кобылы хотя бы малейшее правдоподобие. В нелегком деле английскому лейтенанту помогают смелые и мужественные бойцы ЭДЕС — про-монархического греческого сопротивления. Главные враги у них даже не немцы, а бойцы ЭЛАС- сопротивления коммунистического . Последние, если верить автору, только и делают, что объедаются английской тушенкой, помогают немцам и мародерствуют, безжалостно расправляясь с греческими крестьянами. Последних они кастрируют, выкалывают им глаза и разрезают рты в подобие страшной улыбки. Естественно, перед тем, как их убить. Эту страшилку автор повторяет многократно, придавая ей характер системы.

В реальности все было с точностью наоборот: достаточно ознакомиться хоть с русскими, хоть с английскими источниками. Коммунистические силы по численности превосходили в десятки раз все остальные отряды вместе взятые, контролировали обширные территории и наносили урон немцам, в отличие от неэффективных и слабых в численном отношении про-английских сил ЭДЕС, часто упрекаемых в коллаборационизме.

Вся эта деберньеровская белиберда настолько напоминает по стилю вывернутый наизнанку, но не ставший от этого лучше, недоброй памяти соцреализм, с его вульгарной идеологической задачей и крикливым пафосом, заменяющим факты, что я во время чтения многократно спрашивал себя, а не в советской ли школе учился автор? Оказалось, что нет. Английский писатель с таким именем действительно существует.

Что же касается заявленной на обложке любовной линии между гречанкой Пелагией и итальянским капитаном Корелли, то она примитивна и относительно невелика по объему, оказываясь погребенной под завалами пространных, на многие десятки страниц, саморазоблачительных, в духе прототипа мифического «плана Даллеса», монологов Муссолини или размышлений греческого премьера Метаксаса, а также многословного и нудного эпистолярного и как бы литературного творчества различных, зачастую второстепенных, персонажей.

В конце же, как будто спохватившись, автор галопом доводит действие уже до наших дней, живописуя знакомую ему сегодняшнюю Грецию, ту, какой видят ее туристы, и кое-как, на скорую руку приляпывает абсолютно бездарный, впрочем в этом он не контрастирует с остальными частями романа, и неубедительный финал.

Говорят, что Голливуд может сделать из любой книги фильм, говорят, что он даже может сделать из любой книги хороший фильм. Экранизацию я не смотрел и вряд ли уже когда-нибудь посмотрю, но в чем я точно уверен, так это в том, что не выбросив 99 процентов содержания и не облагородив оставшийся один процент, перелицевав его в простенькую любовную историю в греческом антураже военного времени, приличный фильм по этой книге не сделать.

В общем и целом впечатление по прочтении осталось совершенно удручающее, как от самого романа, так и от состояния современной английской беллетристики в целом, где подобные графоманские поделки, замечательные разве что своим объемом, могут выдаваться за литературу. Деградация налицо. Твердая заслуженная единица.