Классика

Казалось бы, маленькая повесть: только началась и сразу закончилась. А впечатление осталось. То же тянущее тяжелое впечатление, что оставалось почти после каждой повести Бориса Васильева, и тут дело не в размере книги, а в том, что в конце всегда будет мораль. И, мне кажется, что мораль этой книги – не в том, что о стариках не нужно забывать. Хотя и в этом автор может упрекнуть читателя. Я думаю, мораль, как всегда у Васильева, глубже. Эта мысль не сразу стала мне понятна, и сейчас мне тяжело облечь в слова то, что я просто понимаю сердцем.
Вот есть добро. И это добро - величина абсолютная, оно не может быть относительно чего-то плохим, а относительно чего-то хорошим. Оно добро, и если оно живет в душе человека, то человек светел и открыт к миру и другим людям. И от этого оно беззащитное, это добро. И в итоге его всегда растопчут, потому что ему нечем защищаться, нечем противостоять, у него нет оружия, потому что оружие – это удел зла. И ведь в книге, дело не в том, что Касьян Нефедович старый, дело в том, что он, как называет его сам автор, «созерцатель», и он не может защищаться от тех людей, которые его бросают и обижают.
Из всего, что я прочитала у Васильева, это единственная повесть, где все заканчивается более-менее хорошо. Но только – более-менее, потому что, на самом деле, в конце автор напрямую обращается к читателю, и раскрывает подлую суть того, что приключилось со старичками в завершении повести. Он обращается к вам и спрашивает: Вспомнили? Вспомнили все сказки, в которых все заканчивалось хорошо? В жизни такого не бывает.