Приключения: прочее

Всегда почему-то тяжело читать, условно говоря, "Серебряный век". По уму, "Романтики" не совсем оттуда, но этот стиль, стиль начала двадцатого века: немного краткий, немного рваный, немного странный, немного удивительный подбором слов, построением фраз в первую очередь, - всё-таки оттуда.

Отчего-то, читая это предвоенное, всегда кажется, что запах надвигающейся катастрофы висел тогда в воздухе. Оттого они, люди тысяча девятьсот десятых, - взнервленные, возбуждённые, с глазами горящими и больными, ищущие объяснение везде, где только возможно: в искусстве и науке, а потом, когда в порождении человеческом не находится, ищут в вечности: в безграничье моря, чистоте воздуха, ясности неба. Хотя, быть может, это только кажется нам теперешним, знающим, с чем им придётся встретиться в их совсем близком будущем.

Повесть (или это роман? нет, всё-таки повесть) вся на ощущениях, со своей внутренней логикой не логичной и разумной, а какой-то интуитивной, но отчего-то всё равно понятной. Мудрая мудростью естественной и одновременно какая-то очень юная, очень свежая, наполненная впечатлительностью именно юности, взрывной, воздушной любовью, туманящей голову, но одновременно ясной. Как так получается, что и то, и другое одновременно?

Может быть всё от того, что любовь здесь не тащит за собой никакой дополнительной моральной нагрузки, а просто есть данность, необходимая человеку в любой момент жизни. Не плохая, не хорошая она просто есть. В какой-то момент она - единственное разумное и человечное, что остаётся в стремительно сходящем с ума мире.

С детства Паустовский для меня отчего-то - это исключительно рассказы о природе. Жанр я этот никогда не любила, а потому к Паустовскому никогда не то что не возвращалась, а просто не обращалась, не воспринимала, не задумывалась даже. Невесила ярлык и распрощалась навсегда. Здорово, что существует флешмоб.